ракеты, откуда он и взял своё начало. Полуартифекс ударил тупым концом копья об землю: красный цветок папоротника занялся огнём, испустив алые лучи и достав ими до самых крыш. Задрожала пусковая площадка. Ракета, отплёвываясь огнём, плавно поднималась к небесам; её обшивка блистала, подсвечиваясь в утреннем солнце.

Но не успела ракета и полминуты пробыть в полёте, как от её носа закрутился чёрный вихрь, и только что чистое небо лопнуло, раскололось напополам от гигантской молнии, бросившейся змеёй-альбиносом из тёмной расщелины сгустившихся туч. Обвалом прокатился гром – стёкла сыпались из окон. Кто ещё стоял на ногах, бросились на землю, прикрывая головы и побитые от шума уши. Небесная твердь оплавилась от опаляющих стогов молний и теперь крутилась в кипящем вареве из беспросветной тьмы. А во тьме, казалось, летал дракон, блистая чешуёй цвета осеннего листа.

Стеной обрушился дождь. Кровавый дождь – его багровый оттенок проглядывался лишь в блеске молний, но особый железно-кислый запах, повисший в воздухе, нельзя было спутать ни с чем. Густые капли отстукивали по переносице Репрева, язык словно облизывал шпалы, и чем дольше этот привкус держался во рту, тем тошнотворнее становилось.

Полуартифекс словно впаялся в асфальт. Время от времени в вспышках света проявлялся его безумный оскал, клыки и зубы горели светом.

– Ах да, забыл упомянуть, – его голос ударил громом, – все, кто бесславно погиб здесь, чьи имена навсегда вычеркнуты из истории, кто был замучен в этих стенах, где уничтожили и растоптали само понятие жизни, где не знали слов пощады, все неприкаянные души согласились пожертвовать свою кровь, чтобы спасти тех, кого ещё можно спасти. Смотри, отряд, убийца невинных, и все остальные тоже смотрите и передавайте другим, чтобы никому больше во Вселенной не пришла в голову мысль воскресить дело отряда Цингулона! Потому что я, Репрев, полуартифекс, – и кто ослушается меня, тех я утоплю в крови! А сейчас поприветствуем нашего главного гостя! – и к ногам полуартифекса из ниоткуда упал Цингулон собственной персоной – перепуганный до смерти, он стоял на коленях, раздувал грудь, вдыхая одним носом. Полуартифекс схватил его за подбородок и насильно раскрыл ему веки – впрочем, в этом не было необходимости: его выпученные глаза сами лезли из орбит. – Смотри, и смотри внимательно, что ты сделал, убийца! Да, ты уже отведал страха: твои корабли сейчас проходят через кровавый туман. Твой отряд напуган таким противоестественным порядком, не так ли? Но вы сами устанавливали противоестественный порядок, что же твой отряд так трусливо бежит от того, с чем знаком не понаслышке?

Командующий армией Кабинета Гарм, борясь со стихией, попытался подняться, но сапоги непослушно скользили по мокрой и склизкой пусковой площадке. Его глаза не обманывали его – перед ним стоял самый настоящий генерал Цингулон. Но какая-то сила словно нарочно мешала Гарму – ноги не слушались своего хозяина.

– Капли кровавого дождя настукивают кровавый марш по иллюминаторам твоих кораблей, феликефал! Кровь просачивается внутрь, затопляя отсеки и наводя панику среди экипажа. И только в моей власти их спасти. А сейчас, простите, мы удалимся с доктором для разговора по душам, – объявил полуартифекс. – Но мы ещё обязательно вернёмся. Никуда не уходите.

– Репрев, нет! – только и успел вскричать Астра. «Мои опасения подтвердились, – испуганно подумал он. – Репрев собирается устроить самосуд. Глупый, какой же ты глупый… Услышь меня: вернись, не совершай ошибки, прошу тебя!.. Репрев…»

Но Астре никто не ответил.

Малахитовые бомбы, как живые, без конца верещали, стонали и таяли капелью от кровавого водопада, пока не превратились в пенистые мазутные лужицы, намертво въевшись в ставший гранатовым асфальт.

Рассеялись тучи. Не шумели больше грозы. Снова над головами вольно раскинулось чистое лазурное небо. И только солнце предостерегающе висело на нём.

Луна. Море Спокойствия. Туда, где под флагом из лоскутка плаща со звёздочкой, вышитой золотой нитью, покоилась невинно убиенная кинокефалка Агата, переместился Репрев, обнимая своего врага Цингулона. А в следующий миг полуартифекс грубо оттолкнул его, и генерал повалился на спину, извалявшись в липучей, как мука, лунной пыли.

– На колени! – вскричал Репрев и поднял на генерала копьё.

– Как прикажете, мой полуартифекс, – заискивающе процедил Цингулон и, утопив руку в лунном грунте, помогая себе ей и кряхтя, перебрался на колени. С бесстыдством, безнаказанно он заглянул ожидающим взглядом в глаза полуартифекса. – Но можете оставить угрозы. Если вы хотите заставить меня дрожать от страха, вынужден вас огорчить: я вас не боюсь. Можете сколько угодно размахивать у меня перед носом копьём. Почему, спросите вы? Так я вам отвечу. Во-первых, я имею представление о том, на что вы способны, а на что – нет. Полуартифексы не болеют, но вы умудрились заразиться свойственной всему бенгардийскому отродью болезнью – миротворчеством. И поэтому вы никогда не пойдёте на убийство. Вы будете ковать щит и никогда – меч. Поэтому вас ждёт та же неутешительная участь, что и бедную Бенгардию. То, что вы видели там, в помехе, оно забудется, уйдёт из вашей памяти. Не удивляйтесь так: доктор Харза рассказал мне, что видят все полуартифексы перед превращением. Войны, страдания, чужие слёзы… Вы малодушны и впечатлительны. А не задумывались ли вы, что будет, когда вы отойдёте от впечатлений? Не вернётесь ли вы к своим прежним идеалам, стыдясь того, во что когда-то слепо верили и чему следовали? Даже сейчас вы поставляете в мою кровь так необходимый мне кислород. Делитесь им со своим врагом.

– Иначе ты умрёшь раньше, чем мы успеем поговорить, – отозвался сквозь зубы Репрев.

Цингулон беспечно огляделся: глубоководная тьма над ломаной линией горизонта. И как после грандиозного побоища – воронки в сером, как зола, реголите.

– Луна… – задумчиво и с некоторым благоговением проговорил он. – Интересное вы выбрали место для разговора тет-а-тет. Полагаю, здесь покоится одна из моих черновых, та, что вы украли из паноптикума? – спросил доктор, неряшливо кивая головой на приколотый к лунному грунту булавкой лоскуток плаща с одинокой звездой.

– Здесь я похоронил кинокефалку, которую ты убил. Не крал, а восстановил справедливость. Ты убил её, убил Умбру, – прорычал, скалясь, Репрев. – Алатара.

– Я создал этого фамильяра! – поднял голос Цингулон. – Ради него я принимал снотворное, чтобы ему легче было умирать!

– Но это не давало тебе никакого права убивать его! – снова прорычал Репрев.

– Не тебе решать, кого мне убивать, а кого не убивать! Вы не догадываетесь, сколько пользы принесли и ещё принесут мои открытия. Фильтры для работы с малахитовой травой. Лекарство от малахитовой болезни…

– Нет никакого лекарства, – прошипел Репрев.

– Оно могло быть, если бы вы всё не испортили! – рявкнул Цингулон.

– В