отдела средних веков и новейшей истории Герман Лёффлер, начальник учебно-исследовательского отдела первобытного общества Густав Беренс, начальник исследовательского отдела насыпных обитаемых холмов Вернер Хаарнагель и руководитель отдела исследований индо-германской немецкой музыки Альфред Квельмальц, который курировал монтаж зеркал…

— Quelle bande de salauds, j’espère qu’ils sont tous ici, à côté [458]?

— …не таких уж сложных изысканий — походили с миноискателями, потом поковыряли в них отвёрткой и снова походили, — уже, согласитесь, настораживает.

— Oui, j’aurais été alarmé si l’adjudant essoufflé s’était précipité vers moi et avait signalé cela [459].

— …начали свозить в Рьюкан. На собрании общества было единогласно принято, что чем древнее, тем больше пригодны для их целей. Неглубокие люди…

— Je souscris à chaque mot [460].

— …сравнимо с головами протобогов военного пантеона, которые они в своё время так и не нашли…

— Ils ont complètement perdu la tête [461].

— …исключительно аненербевская тема; и получил одобрение на дальнейшие шаги. Сгубило тупое желание Гитлера, этим бы можно и завершить, но я вынужден продолжить…

— Je ne sais pas si c’est nécessaire [462].

— …своим дыханием изобретает и утверждает ядерную технологию, в то же время позволить надзирать за процессом…

— Je sens qu’on se rapproche de ces faux démocrates [463].

— …здесь они вытащили свой счастливый билет, по матери-то парень Новый замок. Не стоит думать, что хоть сколько-нибудь важны молекулярные волновые функции, теории электронов и позитронов, приближение Борна-Оппенгеймера…

— Oh, c’est bien ce que nous avons pensé à ce jour [464].

— Повторяю, не стоит.

— Seulement si je l’entends à nouveau de vos lèvres [465].

— …даже Бхагавадгита, а только то, что в нём течёт кровь Фавста…

— Vous parlez ainsi comme si nous devions tous les connaître [466].

— …подозревали прогресс на той стороне океана, что явствует из того же письма Эйнштейна Рузвельту. Исследования, которые копировались Германией, которые копировались США, и так до бесконечности, пока норвежские партизаны не передали…

— Всем всё ясно, парни? викинги подсуропили.

— …одним из агентов которой был втянутый против воли Бруно Шульц…

— И кто скажет, что евреи не герои?

Он подошёл к трибуне, через голову английского прокурора перекинул какие-то связанные верёвкой бумаги.

— …так что тот появляется петухом, в руках перевод, наслаждается своей вывеской в пудре, ни дать ни взять кажет себя подданным, а тамошние все на дне ущелья, им всё и испортили, это было легко. В результате американцы создали…

— Ouais, donc c’est eux après tout [467].

— Они, они.

Раннее утро, гребцы выходят, осматриваются, опасливо опускаются в канал, осёдлывают байдарки и энергично гребут навстречу заре и шуму просыпающегося города. Советские солдаты встают на караул у подъезда Дворца юстиции. Из фонтана Добродетелей только недавно перестала бить кровь. Репортёры из десятков стран восходят на руины и осматриваются. На днях ждут решения, ещё на днях подтверждения, что не предусмотрено обжалование, ну, таких предусмотрительных там в Лондоне и не было. У гребцов пока не выходит синхронно, тремор после пулемётов, зато слышны новости с обоих берегов, ими через Пегниц словно обмениваются, пускают по воде как по льду. У выживших на повестке дня если не месть, то репарация, а это обмочившиеся трупы фашистов со сломанными шейными отделами, на лицах мешки, глаза под теми выпучились и так остались, повешенные на воротах. Кто струсил дождаться приговора и раскусил капсулу — тоже здесь, пусть дети уже сейчас видят, как не надо делать, каким идеологиям не позволять сманить себя; плохие дяди, мам, а хоть Геббельс хороший? нет; а Геринг? нет; ну про Гитлера-то я и так знаю, хоть что-то в тебе осело; а как же они столько продержались? не знаю, должно быть, считали, что раз природа жестока, то это позволено и им, забыв о Юпитере.

Едва им довели, что и как, оба только тогда, кажется, поверили в серьёзность происходящего, что надо бы вводить войска, крутить ещё бомбы и всех шантажировать, звонить Макартуру, жене, водителю, чтоб подгонял лимузин поближе ко входу, не дать этому просочиться в американскую прессу, не дать связать с происками Сталина, раскупоривать бункер под Белым домом, заморозить проект подлёдной базы в Гренландии, юлить уже расторопней; теперь же позору не оберёшься, президент висельник, это могут использовать республиканцы в следующей кампании.

Адвокат азиатской внешности вошёл в вестибюль и строевым шагом, держа пачку листов с машинописным текстом в вытянутой руке, миновал тихо переговаривавшиеся группы в мундирах и пиджаках, сновавших секретарш, цокавших о паркет подбойками на каблуках. Отсюда сразу не становилось понятно, за какими дверями шёл процесс, вообще-то за всеми здесь, сходным образом он и рассуждал, входя везде, ожидая минимальной анфилады и двух выходов из помещения. Где-то американские приставы в коричневых брюках с подвёрнутыми штанинами курили в поднятое окно, в фотолаборатории в ванне для проявки нежилась престарелая супруга одного из фигурантов, в длинном мундштуке дымилась папироса, глаза полуприкрыты, в запасном буфете шла оргия, германки, сбросившие оковы коитуса строго внутри популяции, трахались самозабвенно, позволяя всем всё, могли долго быть вниз головой, дышать только носом, железобетонно сдерживать рвотные позывы и не обладать больше вообще никакими вещами. В актовом зале стояли кофры с шифровальной машиной, половина была выпотрошена, и калмыки чесали головы, что тут к чему прикручивать. Через помещения шёл поток, серые шляпы, коричневые портфели и папки с ячейковой текстурой, буфетчицы раскатывали на роликовых коньках с подносами, в лосинах и с арками выше поп сзади на халатиках, стекольщики тащили квадраты с запёкшейся кровью, один из носорогов из разбомблённого зоопарка рысил здесь, и его ловили способом, не предусматривавшим членовредительства, сачками, везде появлявшееся вместе советское представительство недосчиталось одного члена и теперь держало строй и в который раз рассчитывалось то на первый-второй, то по головам, помощники адвоката у подножия лестницы были погружены в процесс, один выбивал длинный парик и мел летел от каждого удара, не сходя на нет в плотности, второй полоскал в жестяном тазу чёрную, влекущуюся за его движениями массу, сам сидел здесь же с расквашенным лицом, держал у щеки мороженую курицу в промасленной бумаге, костяшки пальцев сбиты, две детские экскурсии двигались навстречу друг другу, из сирот, и смотреть они будут друг на друга в краткие мгновения прохода мимо, головы повёрнуты, скорость возрастает вдвое, торговцы газетами с сумками через плечо скатывались по широким каменным перилам и, используя импульс, возникавший, когда под точкой опоры ничего нет, стремились прочь сверкать передовицами на улицах Нюрнберга, уборщицы толкали пылесборные аппараты выше себя на шарнирных колёсах, громко дребезжавшие, их траектории были сосредоточены неподалёку от зала в сердце здания, он сужал