было так себе, а я-то считал, что блестяще (фр.).

[455] Небось идею закинул какой-нибудь иезуит (фр.).

[454] Хм, ну ладно (фр.).

[453] Он у вас по делу проходит свидетелем? (фр.)

[452] Наши секретари потом с вами свяжутся (фр.).

[467] Ага, так это всё-таки они (фр.).

[466] Так говорите, как будто мы должны всех их знать (фр.).

[465] Только если ещё раз услышу из ваших уст (фр.).

[464] О, а мы как раз так и думали до сего дня (фр.).

[463] Чую, подбираемся к этим горе-демократам (фр.).

[462] Ну, не знаю, надо ли (фр.).

[361] Нет, сначала со всеми сразу, двое отсеются. Добудьте приличную переговорную. Дальше (англ.).

[360] Вчера вы говорили, что будете встречаться с ними по одному (англ.).

[359] Где мы их примем? (англ.)

[358] Да (англ.).

[357] Все шестеро? (англ.)

[356] Да (англ.).

[355] Все? (англ.)

[354] К одиннадцати прибудут кандидаты (англ.).

[353] Как вы смеете? Что это за хуйня, «совещаясь на месте»? О’кэй? Нет, я спрашиваю, это, по-вашему, о’кэй? (англ.)

[371] В слушании объявляется перерыв до выяснения, учтите, трибунал умеет выяснять обстоятельно (фр.).

[370] В чём дело, я же велел привести этот стул в пригодное состояние (фр.).

[369] В чём дело, в чём дело? Вы что, не отключили механизмы? (фр.)

[368] Ваш Сталин бы облачил (англ.).

[367] Разумеется, нет, это же не овальный кабинет, трибунал не может вынести такого решения (фр.).

[366] Надеюсь, вы не намереваетесь облачить меня в это (англ.).

[365] Вы шутите? Он же без колёсиков (англ.).

[364] Далее для удобства диалог приводится сразу в переводе на русский язык.

[363] Какие у него могут быть вопросы? (англ.)

[362] В час обед с министром Стимсоном (англ.).

[381] Тогда это затронет даже порядок постовой службы Нюрнберга (фр.).

[380] А, так у вас там всё тоже как у людей? Простите, я не знал (фр.).

[379] Вообще-то мы привыкли принимать пищу чаще, чем раз в двадцать часов, обездвиживались на такое время последний раз в утробе матери, как вы полагаете, не нужно ли нам отправить естественные надобности? (англ.)

[378] Это ещё почему? (фр.)

[377] Не можем (англ.).

[376] Раз с этим разобрались, можем начинать (фр.).

[375] Вы ответите… (англ.)

[374] Вам будет дан обед по окончании заседания, либо если трибунал сочтёт нужным прерваться на обед. Вчера положение несколько вышло за процессуальные рамки, и вы были оставлены здесь вследствие неразберихи среди приставов (фр.).

[373] То есть до обеда не успеете? (англ.)

[372] Пока это всё, что в наших силах. Могли бы взломать, но не станем. Это антиквариат, так что цените, какое место мы отвели вам в этом процессе, какому-либо взлому не подлежит, будете терпеть, пока мы разыщем мастера (фр.).

Глава двадцать вторая

Спаржеварка

Снисходительная физиономия — непременный атрибут. Выражение понимания, готовность к лёгкой боли. Неминуемость и предначертанность. Советчики разных рангов неоднократно задействованы, сам укол, казалось, уже настраивал их на рабочий лад. Истыканные подушки пальцев и полное, почти переходящее в индуктивное упражнение отрицание со стороны Теодора. Кровь, из степи дует ветер, доносит пыльцу, запахи грозы, что собирается там окклюзией, экзотические микробы из лагеря противника. Бинты не стерильные, медсёстры ругают офицеров, которые, не справившись, обрюхатил или нет, скрываются, коричневая форма на горизонте в ряд, пометка в личном деле о дальтонизме, ход военного совета поворачивает на эпоху барокко, реестр осад и дневниковых записей, «взгляд изнутри», монотонных и мрачных, Казале и Ла-Рошель, о них в том числе и пойдёт речь, оба случая будут исследованы, получат каждый свои параллели, и, где предательство окажется вероломнее, возьмут за образец.

— Сами-сами, я вам не медбрат, — покрикивал он под конец, вполне освоившись с новой ролью.

В себя его привела пощёчина, плоть деформировалась внутрь и вернулась обратно, в сердце сразу зародилась обида, как будто он достоин большего, клацнули зубы, слух обострился, кажется, он услышал, как из кого-то на совете вырвалась сфера дурного воздуха…

Его обидчик — кровь от крови Балкан, сколько-то живший мыслью о благе своего народа. Он обдумывал задаваемые им напрямую вопросы и разгадывал намёки действием, бродя по мрачным дубовым рощам, всегда красным и оранжевым, под дождём. Карета брошена там, куда смогла доехать, на дверцах выхолощенный герб, впадины по приблизительному очертанию, рельеф очень большой королевской печати, ему недоступной никогда. Ходили слухи, начались, когда он выказал норов уже раз в тридцать третий, что у него был выбор родиться в семье Петра, но карликом, и это ущемление ещё до рождения неизбежно аллоцировалось на подвернувшихся под руку в недобрый час. Обделённый и уже одним тем непонятый, он брал деньги у отца, не искал контактов с кузенами, в определённую пору всё больше уверяясь, что жизнь его и вправду судьбоносна, не как у других, а вправду, роконосна, раз уж на то пошло. И тут ему подвернулись салюты, будто бертильонаж и фотографические карточки голубей, пришпиленные на схему расследования как способ общения заточённого в крепость иллюзиониста с сообщниками. Он уходил во время размышлений всё дальше, спускался в балку, соскальзывая по листве боком, придерживаясь рукой, представляя себе, что это запальный канал чего-то, направленного на Австрию. Брёвна катались по желобу, едва не вылетая, не теряя амплитуду, всё более и более вытираясь, трамбуя покров. Иногда он подходил к ним по кромке и пытался не дать одному начать спуск, но это было не в его власти, как почти всё в природе. Он ворон или грач, так же нахохливается в чёрном макинтоше, под тем мундир и портупея с кобурой, застрелиться тоже иногда тянет, возможно, даже всё к этому и идёт. Присыпаться листвой и посадить револьвер в V подтяжки, а её привязать к суку повыше, на уровень, где место его потенциальным подданным, людям тёмным и легковоспламеняемым, с горячими сердцами.

Из своего укрытия в три прыжка Т. достиг его и ударил заранее приготовленным штыком в нижнюю часть спины, в органы. Теперь ему не встречаться с Герингом и его женой Эмми, расфуфыренными в пух и прах, супруга в короне, у него самого зализаны волосы и на каждом квадратном дюйме мундира аксельбанты и всякие объёмные вышивки, весь в звёздах, поверх них цепь из масонских коленцев, перстни, улыбка шизофреника, внутри ряд отнюдь не гасящих друг друга препаратов.

Колесницу из камня, передвижной мавзолей, созданный для одного дня, последнего солнечного, тянули четыре жирафа. Это было максимально приближено к его воле, свитку примечательному, приклеенному на лоб покойника, растянутому грузом