замалчивался, но после Великой Отечественной войны он постепенно всплывает снова, однако с иным акцентом и уже не всегда с тем безусловно отрицательным знаком, что в 20-е гг. Умудренные историческим опытом, писатели стали видеть в квартирном общежитии не столько курьез переходного времени, долженствующий растаять под лучами коммунизма, сколько характерную и знаменательную для нашего времени форму быта. С одной стороны, квартира воплощает братство и взаимопомощь людей перед лицом испытаний и невыносимых условий существования. В этом духе выдержаны, например, повесть Ю. Трифонова «Дом на набережной» (1976) или повесть И. Грековой «Вдовий пароход» (1981). С другой, «коммуналка» изображается как ячейка тоталитарного уклада, сосредоточившая в себе его типичные язвы: тиранию, доносы, страх, бесправие. Этот угол зрения представлен в романах В. Гроссмана «Жизнь и судьба» (1961), Б. Ямпольского «Московская улица» (1960-е гг.) и др.

Типологическими предшественниками коммунальных квартир можно считать всякого рода семейные пансионы и дома гостиничного типа в романах XIX в.: «пансион Воке» (Бальзак, «Отец Горио»); «Ноевы ковчеги», в которых живут Девушкин, Прохарчин и Мармеладов (Достоевский); меблированные комнаты миссис Лиррипер (Диккенс) и др. Своеобразная атмосфера этих приютов для неприкаянных одиночек, богатая возможностями трагикомического развития, — одно из жанрово-тематических открытий европейского реализма. Одна из черт этих литературно прославленных общежитий, перешедшая и в советские квартиры, — семейственность: «Все до единого из жильцов Устиньи Федоровны жили между собой словно братья родные» [Господин Прохарчин]. Сцены из жизни больших квартир, предвосхищающих советскую действительность, имеются в предреволюционной литературе. Ср., например, петербургские очерки Л. Гумилевского «Жильцы» [1915–1916, в его кн.: Чужие крыши]. Среди прочего, мы встречаем здесь мотив массовых поветрий, захватывающих обитателей общежития. Прослышав о якобы предстоящей конфискации подушек и одеял, владельцы спешат отнести эти предметы в ломбард — подобно тому, как жильцы «Вороньей слободки» в предвидении пожара бегут страховать свое имущество.

В. Ардов свидетельствует:

«[В 1929] совместная работа в «Чудаке» очень сблизила меня с… [Ильфом и Петровым]. Часто я заходил к Е. П. Петрову в его комнатки в Кропоткинском переулке (эта квартира довольно точно описана в «Золотом теленке» под названием «Вороньей слободки»). Такое название Евгений Петрович сперва дал своему реальному жилищу, а потом уже перенес его в роман вместе с похожим описанием обстановки и обитателей этой квартиры. Была в действительной «Вороньей слободке» в Кропоткинском и «ничья бабушка», и «трудящийся Востока — бывший грузинский князь», и многие другие персонажи, описанные в «Теленке»» [в кн.: Воспоминания об Ильфе и Петрове].

13//20

Центростремительная сила сутяжничества подхватывала его, втягивала в канцелярии юрисконсультов, вихрем проносила через прокуренные судебные коридоры и вталкивала в камеры товарищеских и народных судов. И долго еще скитался непокорный квартирант… И до самой своей смерти квартирант будет сыпать юридическими словечками… — Параллельное наблюдение находим у М. Кольцова: «Всеобщая сутяжная страсть овладела обывателем, как безумие. В эту страсть втянуты все, от чернорабочих до изысканных интеллигентов» [В самоварном чаду (1926), Избр. произведения, т. 1; курсив мой. — Ю. Щ.].

Пассаж насыщен отзвуками «гуманного места» «Шинели» Гоголя: «Какая-то неестественная сила оттолкнула его от товарищей… И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему маленький чиновник с лысинкою на лбу… И закрывал себя рукою молодой человек, и много раз потом содрогался он на веку своем…» (сходства с ЗТ выделены нами).

13//21

…Летчик Севрюгов, к несчастию своему проживавший в квартире номер три, вылетел по срочной командировке Осоавиахима за Полярный круг… [До слов: ] В тот великий день, когда ледоколы достигли наконец палатки Севрюгова… — Ср. запись: «Новелла о полюсе» [ИЗК, 171]. Возможно, что фамилия «Севрюгов» произведена соавторами под влиянием фамилии известного в 30-ые гг. летчика Б. В. Стерлигова — для русского уха эти имена звучат родственно [Вентцель, Комм, к Комм., 265–266].

История Севрюгова вымышлена, но содержит черты подлинного события: спасения экспедиции Умберто Нобиле. В мае 1928 дирижабль «Италия» с 16 аэронавтами на борту вылетел к Северному полюсу, достиг его, но на обратном пути потерпел аварию и потерял связь с внешним миром. На поиски Нобиле направился ряд экспедиций, в их числе советские ледоколы «Малыгин» и «Красин». В спасательных операциях участвовали летчики М. С. Бабушкин и Б. Г. Чухновский; их смелые полеты, в ходе которых они сами пропадали и вновь отыскивались, получили широкое освещение в прессе. Особенно громкая слава пришлась на долю Чухновского, который участвовал в рейсе «Красина» и 10 июля 1928 вылетел с дрейфующей льдины на поиск оставшихся в живых аэронавтов «Италии». В тот же день ему удалось разглядеть их в ледяной пустыне и сообщить координаты на судно, однако сам он потерпел аварию и вынужден был сесть на лед. При этом Чухновский настоял на том, чтобы «Красин» сперва спас истощенных, отчаявшихся итальянцев и лишь затем его самого. 12 июля «Красин» подобрал остатки экипажа Нобиле (группы Цаппи и Вильери), а 15-го подошел к месту посадки Чухновского и принял на борт самолет и его команду [Самойлович, Спасательная экспедиция на ледоколе «Красин»; его же, На спасение экспедиции Нобиле; Е. Петров, Гослото; Миндлин, Необыкновенные собеседники]. Спасательная деятельность Чухновского продолжалась и позже, в период действия ЗТ [см.: На поиски американских летчиков, КН 03.1930 и др.].

Имена, связанные с экспедицией: «Италия», «Нобиле», «Вильери» и т. д. — были в ходу в речи, в сравнениях, шутках и т. д.: «Быт (в спектакле Камерного театра) где-то затерялся, как затерялась группа Вильери» [См 31.1928]. Эпопея спасения Нобиле отразилась в современной литературе, например, в «Клопе» и ряде стихов Маяковского, в стихах «Новые витязи» Э. Багрицкого, в рассказе В. Инбер «Не плачь, Нинель!», в повести Б. Лавренева «Белая гибель» и во многих других произведениях, а также в документальном фильме «Подвиг во льдах» и в эстрадных обозрениях вроде «Туда, где льды» (1929), созданном в московском мюзик-холле лучшими силами в лице Д. Гутмана, В. Типота, братьев Стенберг, К. Голейзовского и И. Дунаевского [Уварова, Эстрадный театр, 200]. Были, несомненно, и халтурные отклики — вроде упоминаемых соавторами чарльстона «Мне тепло с моей крошкой на полюсе» (вероятно, выдумка) или обозрения «А вам не холодно?» 12.

Вопросы огоньковской «Викторины»: «12. Что такое «Италия»»? Ответ: «Дирижабль экспедиции Нобиле» [Ог 02.09.28]; «28. Какой советский ледокол вышел последним на спасение экспедиции Нобиле? Ответ: «Красин» [Ог 29.07.28].

13//22

А не летай, не летай! Человек ходить должен, а не летать. Ходить должен, ходить. И он [Пряхин] переворачивал валенок над стонущим огнем. — В словах и манипуляциях бывшего дворника Пряхина уже предвосхищается тема готовящейся экзекуции над Лоханкиным. Когда проваливается интрига Пряхина с соседями против Севрюгова, они — в порядке реванша — обращают свою злобу