чтобы всегда быть вместе… в радости и в горе… в бедности и богатстве» и так до конца. Слова о «земных благах», которые он вверяет Руби, Джон произнес с особым выражением. С того дня, как назначили дату свадьбы, он все свободное время зубрил эти слова и теперь едва давал священнику произнести их вперед себя. Ему чрезвычайно нравилась церемония, и он охотно венчался бы снова и снова, каждый божий день, будь такое возможно.

Затем все отправились завтракать. Джон поднялся по широким ступеням бенгейской гостиницы между миссис Хартл и миссис Питкин – их обеих он держал под руку. Ему сказали, что надо вести под руку жену, но Джон ответил, что ее он теперь будет видеть часто, а вот случай проявить вежливость к миссис Хартл и миссис Питкин, может, больше не выдастся. Так что бедняжку Руби вел за стол тот самый Джо Миксет, которого она не желала видеть на свадьбе. Думаю, Руби забыла свое распоряжение насчет пекаря. Тогда она чувствовала себя гордой и смелой, теперь, напуганная и присмиревшая, была рада хоть кому-то, кто умеет себя вести.

– Миссис Крамб, я от всей души желаю вам долгого здоровья и счастья, – шепнул Джо Миксет.

– Большое спасибо вам за добрые слова, мистер Миксет.

– Он хороший муж, правда.

– Да, конечно.

– Вы уж его любите, и утешайте, и хвалите, и умереть мне, если он не будет слушаться вас почти во всем – чисто младенец.

– Мужчина не должен быть чисто младенец, мистер Миксет.

– И он не будет много пить, а будет много работать и ради своей семьи на все пойдет.

Руби ничего не ответила и вскоре оказалась за столом рядом с мужем. Ее, безусловно, удивляло, что столько людей так уважительно относятся к Джону Крамбу, совершенно не обращая внимания на въевшуюся в его кожу муку.

После завтрака, или «легкого обеда», как сказал бы Джон Крамб, мистер Миксет, разумеется, произнес речь.

– Ваш покорный слуга имеет удовольствие знать мистера Крамба много лет и честь быть знакомым с мисс Руби Рагглз – прошу у всех прощения, надо было сказать миссис Джон Крамб – с ее детства.

– Теперь его не остановишь, – шепнула Руби сидящей рядом миссис Хартл.

– И ваш покорный слуга никогда еще не видел людей, которые бы в большей мере могли составить счастье друг друга в силу даров, отпущенных им природой. Насколько мне известно, Марс и Венера всегда жили в ладу, и, надеюсь, почтенное общество меня извинит, если я сравню счастливую молодую чету с языческим богом и богиней. Ибо мисс Руби… миссис Крамб, следовало мне сказать… безусловно прекрасна, как Венера, а что до мистера Крамба, едва ли с ним сравнится хоть один Марс. Я не помню сейчас, было ли у Марса и Венеры потомство, но я надеюсь, скоро в Бенгее молодых Крамбов будет что песка морского. «О, благо тому, кто наполнит ими колчан!» И той, добавлю я, если вы позволите мне так сказать, миссис Крамб.

Речь, из которой тут приведен лишь небольшой пример, очень понравилась всем собравшимся дамам и господам, за исключением бедняжки Руби, которая убежала бы и заперлась в какой-нибудь комнате, если бы не уверенность, что ее притащат обратно.

Затем Джон увез новобрачную в Лоустофт и на следующий день доставил в великолепие собственного дома. Его медовый месяц был кратким, но на Руби подействовал благотворно. Оставшись наедине с ним, зная, что он теперь ее муж, и думая о том, сколько он сделал, чтобы ее завоевать, она и впрямь научилась его уважать.

– Ну, Руби, поцелуй меня – взаправду, – сказал он, как только для этого представилась возможность.

– Ох, Джон, что за чепуха.

– Для меня это не чепуха. Для меня один твой поцелуй лучше всего вина на свете.

И она поцеловала его «взаправду» и, возвращаясь с ним в Бенгей, сказала себе, что постарается быть ему хорошей женой.

Глава XCV. Свадьбы в семействе Лонгстафф

В другой части Суффолка, не очень далеко от Бенгея, жила в то время молодая дама, о которой близкие не позаботились так хорошо, как о Руби. Положение мисс Джорджианы Лонгстафф в первые дни августа было самое плачевное. Свадьба ее сестры с мистером Джорджем Уитстейблом была назначена на первое сентября, самый священный для Суффолка день. И в Кавершеме, и в Тудлеме готовились к счастливому событию. Бедной Джорджи и без того было несладко, а предсвадебные хлопоты многократно усиливали ее мучения. Еще недавно она смотрела на сестру свысока и всей душой презирала тудлемского сквайра. И в ту пору ее презрение считали чуть ли не законным. София почти не смела с ней спорить, а сам мистер Уитстейбл побаивался будущей свояченицы с ее ядовитой иронией. Теперь все переменилось. Торжествующая София сделалась деспотичной, а Джордж Уитстейбл, с которым носились, как всегда носятся с завтрашними зятьями, положительно загордился. Мистер Лонгстафф дома не показывался. Он жил в Лондоне, полагая свое присутствие необходимым для завершения Мельмоттовых дел, и бедная леди Помона вынуждена была терпеть дурные настроения дочери без всякой поддержки мужа. Дамское общество в Кавершеме оживляли только ежедневные визиты жениха. В таких обстоятельствах Джорджиане трудно было хоть чем-нибудь утешиться.

Довольно скоро она разругалась с Софи – настолько, что отказалась быть подружкой на свадьбе. Читатель, возможно, помнит про часы с цепочкой, которые, по мнению матери и старшей сестры, надлежало вернуть мистеру Брегерту. С его последнего письма минула неделя, а Джорджиана до сих пор их не отослала. Леди Помона, возможно, не заметила этого упущения, но София не упустила случая вспомнить про фамильную честь.

– Джорджи, – сказала она как-то утром в присутствии матери, – ты не думаешь, что часы мистеру Брегерту надо отослать незамедлительно?

– Какое тебе дело до чьих-то часов? Их не тебе подарили.

– Я думаю, их надо вернуть. Папенька наверняка рассердится, если узнает, что они еще у тебя.

– Не твое дело, рассердится он или нет.

– Если ты их не отошлешь, Джордж скажет Долли. Сама знаешь, что тогда будет.

Это было невыносимо! Джордж Уитстейбл позволит себе вмешиваться в ее дела, будет обсуждать ее часы и цепочку!

– Я больше в жизни не скажу Джорджу Уитстейблу ни слова, – объявила она, вставая.

– Дорогая, не произноси таких ужасных слов! – воскликнула несчастная мать.

– Кто мне Джордж Уитстейбл? Жалкий набитый дурак! Ты его окрутила и теперь думаешь, что он будет командовать всей нашей семьей.

– Я считаю, мистер Брегерт должен получить назад свои часы и цепочку, – настаивала Софи.

– Конечно должен, – поддержала