хотите знатиньки, то Альсинамун — есть никто иной, как братик создателя вот этой вот штуковинки. — она ткнула пальцем в скрижаль. — Того самого, чье имя не произносится в этой деревеньке.

— Вы говорите об…, - тут Феликс понизил голос и огляделся, — … об Иакире?

— Так и говорю. — звякнула колокольчиками на своем колпаке Нананиль. — Оба они были первыми сынами Чудесного Света, первыми живыми и бессмертными. Вот такие вот делишки получаются у нас. Оба они были равны друг другу, и никто не был выше их, так как никого тогда и не было вовсе. И потом, когда появились другие, то все равно эти двое не знали себе равных, и стояли выше всех остальных.

— Но ведь, — Феликс снова понизил голос, — но ведь Иакир, как я понимаю, был добрый, так? Судя по тому, что я про него слышал. Почему же тогда его брат, — Ашримун ведь его брат, так? — почему же он считается у всех народов дьяволом? Ведь во всех известных мне религиях, так или иначе, появляется его имя.

— Они оба были добрые. — Нананиль снова провела по струнам своей арфы, и будто бы углубилась в свои мысли, и голос ее наполнился тяжестью раздумий. — Но прошло время, и Чудесный Свет явил своему златорогому сыну предвиденье.

— О, я конечно не сомневалась, что такой всезнающей особе, как вы, известны некоторые разгадки, интересующие нас. — улыбнулась Зено и подалась вперед. — Скажите пожалуйста, это как-то связанно с именем Саузирэль?

— Это еще кто такой? — непонимающе спросил Эскер, а Феликс увидел, как Эн в кресле подался чуть вперед.

— Мы с господином Анастерианом несколько раз, во время своих долгих поисков, натыкались на это загадочное имя в старых манускриптах, и все время оно стояло рядом с именем Иакира, но никакой конкретной информации мы так и не смогли выудить, так как старые диалекты очень сложны в переводе. — объяснила Зено.

— Тот, кого вы сейчас назвали, был одним из семи сыновей Златорогого Владыки. — раздался из темного угла мистический голос Унлахи, которая плавно вышла на свет. Феликс и не подозревал, что она все это время была тут. Главная ворожея снова выглядела как засохшее умертвие, окутанное святым ореолом. — Именно со своими сыновьями, — продолжила говорить она, — Златорогий Владыка добровольно покинул Святые Уделы, чтобы те приковали его к трону на Перевернутой Горе. Вот все имена тех благородных сифов: Старшим был Иливэль — говорящий устами своего Отца. Вторым был Кирфаэль — хранитель негасимого пламеня. Ниже них стоял Онурэль — тот, кто видел истину. Потом шел Кирэгарэль — сдерживающий грехи. После них был Асинзурэль — держатель смерти и приходящий последним. Предпоследним шел Сунлоэль — знающий цену всего. И самым младшим стал Саузирэль — владетель меча и силы. И именно с него, Саузирэля, и начался Великий Исход, и наступление Эпохи Греха и Упадка. — закончила говорить Унлаха.

— Я слышал эту историю, — вдруг раздался спокойный и размеренный голос Эна, — и так же до меня доходили слухи, что младшего сына Иакира обманули зоарийцы вместе со своими темными владыками.

— О чем это вы? — Феликс переводил взгляд с Эна на Унлаху, а затем и на Нананиль. Кажется, лишь эти трое сейчас понимали, о чем идет речь. Остальные же в комнате тоже растерянно переглядывались, пытаясь понять древние ответы, которые скрыты от них толстой пылью загадок и недомолвок. — Это как-то связанно со священной скрижалью и нашей миссией?

— А как же иначе? — сказала Нананиль, и к ней снова вернулся ее звонкий задор. — Все жизни человечков связанны с этими штуковинками.

Тут она вдруг замерла, и Феликс сразу понял, что случилось нечто нехорошее. Встрепенувшись, словно кошка почуявшая испуганную мышь, Нананиль обратила свой взгляд к окну, и Унлаха, быстрыми шагами, прильнула к другому, находившемуся рядом.

— Какие, однако, наглецы. — с мрачным весельем сказала Нананиль.

— Вернее будет сказать — глупцы. — сказала Унлаха, отворачиваясь от окна.

— Что случилось? — Феликс, а вместе с ними и Эскер с Зено, вскочили на ноги.

— Враг подступает к нашим стенам. — впервые в голосе Унлахи промелькнула злость. — Большое войско, несколько тысяч копий.

Хольф с Арелем после ее слов тоже вскочили на ноги, обменявшись зловещими усмешками. Серафиль что-то показал на пальцах, а затем быстрым шагом вышел из комнаты. За ним последовал и Синох. Сидеть остался лишь Эн и все еще дремлющие Милу с Рольфом.

— Сами, значит, пожаловали на наши мечи, и звать не пришлось. — прохрипел Хольф.

— Мне казалось, что наши враги боятся этого места, и не станут понапрасну рисковать. — испуганно сказал Феликс, поглядывая в окно, и не видя ничего, кроме пробивающихся сквозь деревья багровых лучей утреннего солнца. В его сердце стал подкрадываться ползучий страх, смешанный с необъяснимым предвкушением и жаждой действовать.

— Безумцы не ведают страха, а к нам идет именно такое войско. — спокойно ответила Унлаха, и Феликс увидел, как пчелы из воскового кокошника стали с остервенеем кружить вокруг ее головы, словно тоже готовясь к битве.

— И что нам теперь делать? В деревне ведь всего пара сотен человек, как нам дать отпор многотысячному воинству? — растерянно пробормотал Феликс.

— Если бы нас можно было побороть столь малыми силами, то деревни уже давно не существовало. — сказала Унлаха. — Вопрос состоит в том, почему они так решительны в своих действиях, и почему так уверенно наступают.

— Вы же только что дали ответ на свой вопрос, назвав их безумцами, разве нет? — Феликс все еще был напуган и растерян. Ненадолго его мысли разбежались, и он не мог сообразить, как ему поступить дальше.

— Безумие бывает разным, и то войско идет к нам ровным строем, а не несется сломя голову, как разъяренное стадо. Это и вызывает вопросы. — Унлаха вновь покосилось на окно, и ее глаза-светлячки будто бы наполнились тревогой. — В любом случае мы окажем достойный отпор. И вот еще что…

Тут к ней подошла еще одна ведьма, которая держала в руках длинный тканевый сверток. Феликс сразу догадался, что именно скрыто под тонкой шелковой тканью. Развернув алый сверток, перед Феликсом предстал перекованный Эльзир, еще более сверкающий и наполненный неземным светом. И хоть формы он не поменял, Феликсу показалось, что в нем что-то, да изменилось. Может быть прибавилось несколько черных завитушек на лезвии, и еще блеск словно бы хранил в себе глубокую тень, словно в наполированном металле отражалось что-то еще, чего не было в реальном мире. Когда маленький никс подошел чуть ближе, до его ушей донеслось звучание, которое исходило от клинка, и которому Феликс не мог дать точного определения. Это походило на