только за этим. На самом деле я хотела извиниться за, так сказать, долгие годы нашей вражды. Понимаю, вам не легко будет принять меня, и куда тяжелее господина Анастериана, но мы и правда не желаем зла ни вам, ни семье де Сильво.

— Да… Да, я принимаю ваши извинения. — после недолгой паузы ответил Феликс. — После того, что я услышал и увидел… Вы тоже простите меня за столь резкие высказывания. Мне не стоило говорить такие слова. Кстати, о семье Гантэра — вы толком и не рассказали, что там с его дочкой Мавис.

— О, не беспокойтесь, с ней ничего страшного не случилось. Более того, как оказалось, предки Эльзы Стоун, — матери Мавис, — оказались в родстве с детьми де ла Игнис, и Мавис унаследовала ту редкую силу, которая подчиняет себе огонь. Сейчас она состоит при дворе нового претора запада. — после этих слов Зено хитро усмехнулась.

В этот момент где-то за стенами протрубил гулкий боевой рог, да так напористо, что у Феликса волосы встали дыбом.

— Было бы интересно побольше узнать об этом вашем пеплорожденном Ингораше, который вдруг стал претором, что он за человек и все такое, но время, как вы успели заметить, совсем не подходящее. — мрачно сказал Феликс, и тяжело вздохнул. — Надеюсь наши боги уберегут сегодня всех нас от бед.

* * *

Войско врага еще не подошло к стенам деревни, но когда Феликс вместе с остальными вышел на улицу, то увидел, что на хаотично росших корнях и ветках уже заняли свои позиции высоченные воительницы с серебряными луками в человеческий рост. Они стояли неподвижно, словно сами стали частью этих корней, и выглядели намного более устрашающе, чем прежде. Еще несколько десятков ведьм заняли позиции вдоль стен, взяв в руки длинные мечи. И один отряд, во главе с Унлахой, встал у самых ворот, держа в руках ростовые щиты и копья. Так же на стену вышли королева Шалунвье со своими молчаливыми охранниками в длинных темно-синих накидках, и Нананиль, уже с другими воинами, облаченными в яркокрасочные кольчуги рамуа. Феликс ума не мог приложить, зачем понадобилось этой маленькой шутихе участвовать в обороне деревни. Да и королеве стоило быть осторожней, и спрятаться где-нибудь подальше, вместе с придворными дамами. Но, видимо, они были уверены в своих силах, и в том, что подкрепление арлекинов подоспеет вовремя. Феликс тоже на это надеялся всем сердцем, хотя где-то в глубине души и понимал, что рассчитывать в первую очередь придется на свои силы.

Встав вместе с остальными на стену, Феликс окинул взглядом всех присутствующих защитников. С первого взгляда воинов казалось достаточно, чтобы некоторое время удерживать оборону стен. Он смог насчитать четыреста бойцов, и еще пару сотен лучниц, расставленных на верхних ярусах. Но все равно, сколько бы их не было, в полной мере определить шансы на победу было невозможно, так как Феликс не видел сил противника. По словам Унлахи, врагов было несколько тысяч, а это уже серьезная разница в численности.

Пока они в полной тишине ждали противника, из леса вышли несколько стай диких зверей. Они не стали близко подходить к деревне и затаились в высокой траве, выжидая прибытия врага. Такому необычному подкреплению Феликс совсем не удивился, и поэтому перевел взгляд к воротам. Среди застывших у стен древесных воительниц затесались две низкие фигурки Ареля и Хольфа, которые, по всей видимости, захотели ворваться одними из первых в самую гущу битвы. Одарив их мрачным взглядом, Феликс вновь оглядел опушку леса.

— Милу с Дэйем уже вернулись? — спросил он у ведьмы с именем Нунлах, той самой, что встретила их, когда они только прибыли в деревню. Теперь она стояла со своими подчиненными на стене. — Это наши товарищи, вы должны их знать. Один такой большой кудрявый здоровяк, а другой однорукий пастух с повязкой на глазу. Он присматривал за нашими лошадьми.

— Никто не возвращался. — ответила та. — Но если они и придут, то со стороны озера. Впереди нас идет враг, и там нет тех, о ком вы говорили.

Феликс нервно стал постукивать мечом по полу в тревожном ожидании. Боль в шраме на руке уже не замечалась, и все его мысли были лишь о том, как пережить этот трудный день. И чего он вообще тут делает? Сидел бы сейчас вместе с остальными арлекинами, кто не умеет сражаться, в укромных комнатах, и ждал бы окончания сражения. Но он встал вместе со всеми на защиту, и никто, даже Синох, не воспротивился этому решению. Правда, вежливый монах, как и прежде, не отходил от него ни на шаг, словно огромная тень. Так же рядом с Феликсом встали Эн и Эскер, так что боевая компания у него самая что ни на есть надежная. А еще, через некоторое время, к ним присоединилась и Зено, принеся с собой целую связку кривокосых курительных трубок, похожих на духовые инструменты.

Спустя час ожидания, Феликс, наконец, услышал вдали первые признаки приближения врага. Далекий вой боевых рогов и нарастающий злой шум барабанов стал наполнять окрестности леса. Он не умолкал ни на секунду, а спустя еще несколько долгих минут, на горизонте повалил черный дым, заслонив собой яркий свет утреннего солнца. Таящие в себе зло тучи сгущались над старой деревней, и тени удлинялись, неся в себе вражью тьму. С каждым тяжелым ударом барабана Феликс ощущал, как на него накатывают волны неумолимой злости к врагу, который так открыто решил выступить против них. Не прошло и получаса, как с другой стороны показалось большое войско противника. До него было еще несколько лиг, но даже с такого расстояния Феликс узнал уродливые деревянные доспехи и шлемы, и могучих самсонских жеребцов, которые несли на своих спинах жутких всадников, измазанных в крови и грязи. Это были пикты, и возглавлял их никто иной, как сам Изеул Исказитель.

Вот кто действительно вызвал у Феликса настоящий гнев, смешанный с глубоким отвращением. Остатки благородного величия полностью покинули этого обезумевшего старца, и теперь он был неотличим от фанатика-людоеда. Его белоснежные одежды сменились на окровавленное тряпье, запачканное грязью и черной копотью. Все его тело теперь еще больше покрывали ритуальные шрамы и криво вырезанные руны, а на обожженной голове блестело, словно сырой желток, расплавленное золото. Видимо в своей фанатичной дурости он облил себя им, и теперь мог видеть лишь одним здоровым глазом — второй был полностью покрыт расплавленным металлом. На голове же его покоился венок из черных и белых перьев. Но не это было самым страшным в его