а мы уже продвинулись туда, куда не добирался предыдущий суд за целых полгода. Никакой волокиты, никаких переносов – развязка надвигалась с угрожающей скоростью! И сказать, что я нервничала, ничего не сказать! Я находилась в таком жутком напряжении и день и ночь, что если бы не страшная усталость – в особенности после тех заседаний, что шли два дня подряд – я бы, наверное, вообще не могла бы спать!

Тюремные новшества

…Вот так, балансируя между состоянием паники и усталости, в постоянных выездах и судебных заседаниях, я появлялась в своей камере лишь на пару-тройку часиков. И бродила там в некой прострации, едва проявляя признаки жизни. В дни заседаний как робот я вставала в пять утра, одевалась, завтракала, потом сидела на кухне и ждала дежуров. Ни о чем не думая, не испытывая никаких чувств…

Единственное, что вызывало во мне хоть какой-то проблеск эмоций – это музыка. Если я была на кухне одна, я включала тихонечко музыкальный канал, по которому круглосуточно крутились клипы. И если выпадали какие-нибудь яркие, запоминающиеся песни – «ДНК» Джигана или «Позовите меня на танцпол» – я приникала ухом к динамикам телевизора, чтобы наслушаться этих звуков, впитать их, запомнить на весь предстоящий день. Чтобы они застряли в моей голове хоть ненадолго и крутились бы в ней в те моменты, пока я заперта в «стакане» автозака или пока сижу в конвойке. Эти яркие легкие клипы олицетворяли красочную свободную жизнь, жизнь-праздник, жизнь-веселье – нечто диаметрально противоположное судебно-тюремным реалиям. И пока я слышала или представляла эти звуки, то могла унестись мыслями куда-то туда, на свободу – хотя бы на секундочку. Эти песни – пусть и попсовые, с бестолковыми текстами – все же давали мне немного сил выносить весь этот кошмар наяву…

А в камере тем временем стало что-то происходить. Вернее, в изоляторе. Новый начальник неутомимо тащил его в сторону перемен. Какие-то перемены были очень даже неплохими. Так, зайдя однажды на кухню, я увидела, что между столами втиснута высокая синяя металлическая стойка с экраном, ровно такая же, в каких «на свободе» оплачивают мобильную связь и прочие услуги. Перед стойкой стоит Лизка и тычет в экран пальцем.

– Что это такое? – спрашиваю удивленно.

– Это наш новый терминал. Теперь заказы в интернет-магазине нужно делать отсюда. Заходишь со своим логином и паролем и заказываешь. В любое время суток. Классно же? – рассказывает Лизка.

– Да, классно…

Еще бы не классно! Ведь какое-то время назад наш прежний терминал, то есть компьютер, к которому мы раньше ходили заказывать продукты, убрали. И чтобы что-то заказать, нужно было заполнить специальный бумажный бланк, передать этот бланк дежурам, а дальше ждать – придет товар или не придет. Есть этот товар в ассортименте или нет – все это выяснялось опытным путем, и все это отнимало время из-за человеческого фактора. А теперь все снова стало электронным. Прогресс!

Ладно. Возвращаюсь из суда в следующий раз. И вдруг замечаю, что над нашей входной дверью, под потолком, вмонтированы… две видеокамеры. Два стеклянных хорошо знакомых полушара.

– А это еще что такое? – спрашиваю шепотом Майю. Она как раз проснулась и собиралась пойти покурить.

– Видеокамеры.

– Да ясно, что видеокамеры… Но когда успели?

– Да сегодня и успели. Дурное дело нехитрое. Все, Люд, теперь мы будем под «колпаком»!

– Будем? Так сейчас они не работают?

– Пока нет. Кабель из коридора еще не подвели. Но скоро, наверное, подключат.

Ну и ну!.. Я, конечно, уже жила под круглосуточными видеонаблюдением. На «спецах». И очень быстро настолько к этому привыкла, что даже не замечала. Но тем ценнее оказалось житье без такого наблюдения – здесь, в большой камере. И теперь что же, снова жить под видеокамерами? Когда будут требовать объяснительную за каждое внеурочное лежание под одеялом? Разве это жизнь?! Куда же все тут катится!..

Но дальше – больше. В один из дней, в перерыве между моими заседаниями, ко мне вдруг подходит Ракият.

– Вебер, тут такое дело. Нашу камеру делят. Но по сути – расселяют.

– Что? Не может быть!

– Может. Делят на курящих и некурящих. СИЗО наконец озаботилось этой проблемой. Вернее по новым правилам, в рамках закона о борьбе с курением, они должны отделить курящих от некурящих. Понимаешь? И нам дали два дня, чтобы составить списки, кто куда пойдет.

– Да ты что! И кто куда пойдет?

– Ну курящие останутся тут вроде бы. А некурящих выведут. Тоже вроде бы. Но как там будет на самом деле – никто не знает. Ты же понимаешь, что решаем такие вопросы не мы. Они могут вообще всех раскидать по разным камерам. В любой момент… А ты не куришь ведь?

– Не курю… А кто еще не курит?

– Ну таких сначала собралась почти половина. Но люди подумали-подумали… И решили закурить. Понимаешь?

– Понимаю. А ты, Ракият?

– Я теперь тоже курю.

– Ясно. Слушай, мне нужно подумать.

– Хорошо. Думай, потом приходи ко мне.

Этого еще не хватало! У меня самый разгар судов, а тут камеру, возможно, раскидают. И я, вернувшись с какого-то из заседаний, внезапно попаду в неизвестно какую камеру? Нормально вообще?

– Майя, ты же куришь, да? – спрашиваю свою соседку.

– Разумеется. Еще как курю и бросать не собираюсь!

– Блин, я не хочу никуда переезжать… Мне сейчас это совсем не нужно!

– Так не переезжай. Запишись в курящие.

– Ну да… Столько времени я жила среди курящих – и ничего. Выжила же.

– Ну да.

– Так и сделаю. Будем с тобой и дальше вместе! Слушай, тогда если вдруг нас переведут в другую камеру, а я буду на выезде, ты же соберешь мои вещи? Я же могу на тебя рассчитывать?

– Конечно, сделаю все в лучшем виде! Не волнуйся!

Но я все же волновалась. Каждый раз теперь, возвращаясь с выезда, я все ждала, что меня вдруг поведут в какую-то другую камеру. И всякий раз, когда меня заводили обратно в 107-ю – выдыхала с облегчением: «Нет, не сегодня!»

И вот настал момент отделения курящих от некурящих. Я в тот день находилась в камере и могла наблюдать за этим событием воочию, своими глазами.

В корму назвали тех, кому нужно «собрать вещи, на выход». Я уже знала, что все «старички», все, кто находился в камере достаточно давно и более-менее сдружился, записались в курящие. А некурящими стали все новенькие, все, кто тут недавно. Человек десять, которых я едва знала. И вот называют их фамилии. И среди них я вдруг слышу: «Симонова Елизавета».

Что? Не может быть! Лизка, так же, как и я, как и Ракият была