императором было заключено, и отступили русские только по его просьбе[424]. Французский бюллетень утверждает даже, что, пока шли переговоры с Австрией, французская армия продолжала наступать. Чтобы этот день еще сильнее прославить, уверяет бюллетень, что французская гвардия в боях не участвовала, а между тем чуть раньше говорит тот же бюллетень, что, когда русская гвардия один французский батальон разбила, Бонапарт туда маршала Бессьера отрядил, а вскоре после этого две гвардии схватились в рукопашную.

Такими-то ложными сообщениями изобилуют французские бюллетени, а прикрывают их заявления о страшном грохоте, который 200 000 человек и 200 орудий производили. Может ли великий полководец нуждаться в подобных реляциях? Потомство, которое всегда правду узнаёт, удивится при виде сей тени, чернящей славу человека столь великих достоинств, который на свой век столь огромное воздействие оказал.

85. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 18 января 1806 г.

Причиню ли я огорчение Возлюбленному, если напомню, что нынче шестой день пошел после восхитительного вечера, который он мне подарил? Нет. Ему мои обязанности известны. Должен я подготовить и представить счета университетские и всех училищ к концу сего месяца[425]. Чувствуете Вы, что, если хочу я быть и казаться достойным Вас, ни одного упрека, даже самого скрытого, не могу на себя навлечь. Горе мне и тому делу, которое я всей душой отстаиваю, горе моему делу, если я хоть на миг это правило забуду! Вот отчего Вас тороплю. Ваш Паррот ошибаться права не имеет.

Я эти шесть дней провел не без пользы и надеюсь это Вам доказать. – Когда сможете Вы увидеть Вашего друга, человека, который желал бы думать, действовать, существовать только ради Вас?

86. Александр I – Г. Ф. Парроту

[Санкт-Петербург, 20 января 1806 г.][426]

Надеялся я найти время, чтобы Вас сегодня после обеда увидеть, но ни малейшей возможности не имею. Жду Вас завтра тоже после обеда, в шесть часов.

Весь Ваш

[Росчерк]

87. Александр I – Г. Ф. Парроту

[Санкт-Петербург, 21 января 1806 г.]

Вынужден Вам предложить прийти завтра в то же время; сегодня ни минуты не имею, чтобы Вас принять.

Весь Ваш

[Росчерк]

88. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 22 января 1806 г.

Государь!

Когда окидываю я взглядом узы, в своем роде единственные, кои меня с Вами связуют, едва могу понять, как Вы меня на такую высоту вознесли. Но когда в свое сердце заглядываю, гений дружества мне говорит: «Это мое детище. Это я тебя к Александру приблизил; это я его душу с твоей соединил, это я ему внушаю беспрерывно, что ты его любишь, что ты его не любить не можешь». – Тогда все понимаю. Отъединившись от всего, что каждого из нас окружает, отодвинув в сторону свет и все его мелкие дрязги, вижу я, что Возлюбленный мне великое доверие оказывает, что выслушивает он мои советы, что порой даже им следует. Вижу, что смог я заняться делами, от меня столь далекими, что могу моим мыслям придать столько направлений совершенно новых. Мой Герой! Возвысили Вы меня нравственно, умственно, всячески. Вам обязан я пленительным ощущением: перед смертью знать буду, что жил.

Я с Вами в последнее время о делах иностранных говорил. Позвольте мне теперь к нашим внутренним делам, к Вашим делам возвратиться. Они мне лучше всего знакомы. Хочу с Вами говорить о Вашей частной жизни, о том, как Вы свое время употребляете. Задачи, перед Вами стоящие, огромны. День Ваш слишком рано заканчивается. Позвольте мне Вам сказать, как его продлить можно.

Вы обедаете поздно и тем вечер свой раздробляете и внимание рассеиваете, отвлекаясь от дневного круга занятий. Ложитесь Вы поздно, а оттого утром встаете с трудом. Утренние часы, те часы, которые Боги человеку даровали, чтобы наслаждался он самой возвышенной частью своего существования, чтобы судил справедливо, чувствовал величественно, действовал мощно, – эти часы для моего Александра не существуют! А между тем очень они Вам нужны. Ту роль, на какую Вас Провидение назначило, исполняете Вы без подготовки. Стоит ли удивляться, что Вы несчастливы? Чувствуете в себе силы, но они истощаются. Видите Вы тот груз, какой предстоит Вам поднять, рычаг – оружие Ваше, но рука Ваша не знает, с какой стороны за него взяться. Только человек самонадеянный может сказать: я время покорил. Самый великий, самый сильный человек – его раб. От того, как он своим временем распорядится, судьба его зависит. Напрасно будет он обстоятельствам сопротивляться. Они его себе подчинят. Привычка – ловкая повелительница, которая человеком завладевает в минуты его слабости, душу его покоряет в тот самый момент, когда он воображает, будто ею командует. Власть привычки тем более страшна, что извне незаметна. Итак, заведите хорошую привычку, на которую сможете Вы положиться во все мгновения жизни. По собственному опыту знаю я, чего стоит подчинение новому хозяину. И потому говорю с Вами со всем пылом, со всей страстью сердца своего. Возлюбленный мой! То, о чем прошу я Вас, есть прекраснейшая победа самой нежной дружбы.

Боже всемогущий! Боже милосердный! Даруй мне эту победу. Даруй ее моему Александру. Он Твое прекраснейшее подобие на земле. Он Твои законы обожает. Научи его их соблюдать.

Прочтено вместе вечером в понедельник 22 января 1806 года.

Приложение

О политическом положении России в январе 1806 года[427]

Остались ныне на континенте Европейском всего две державы. Последняя кампания на время Франции принесла решительное превосходство, которое постарается она сохранить в соперничестве с Россией, у которой военная позиция более выгодная. Захват Истрии и Далмации виды завоевателя обнажил бы, когда бы не были они и без того очевидны для всякого, кто интересы Франции и Англии взвесил. Россия, столькими богатствами располагающая, могла бы к этим интересам равнодушной оставаться, если бы ее географическое положение не сталкивало ее сегодня напрямую с Францией.

Момент ныне критический и требует действий точных, быстрых и мощных. Интерес Франции в том состоит, чтобы завладеть Средиземным морем и с Левантом торговать благодаря этим морским путям, а с Востоком – благодаря Египту. Честолюбивые планы Бонапарта в том состоят, чтобы унизить Англию и обессмертить свое имя, сообщив старому миру новую форму политическую и торговую, к чему добавляются некоторые излюбленные его идеи, еще в пору покорения Египта родившиеся.

Попытки, настоящие или мнимые, убедили его, должно быть, что Англию на море победить невозможно, и теперь, а быть может, уже давно он свои операции основывает на силах