лидировавшая с большим отрывом, отказалась от своего тоталитарного характера и пошла бы на формирование «черно-коричневой» коалиции с участием Центра и Баварской народной партии. Обе католические партии стремились к такому «компромиссу». Но Гитлер не был в нем заинтересован. Он отнюдь не хотел быть канцлером парламентского коалиционного кабинета, наделенным ординарными правами, напротив, он претендовал на пост главы президентского кабинета с чрезвычайными полномочиями.

Но к этому не был готов Гинденбург. Он был склонен приветствовать национал-социалистов как «младших» партнеров президентского кабинета Папена, но не как носителей правительственной власти, играющих решающую роль. 13 августа 1932 г. рейхспрезидент в резкой форме отклонил притязания Гитлера на пост рейхсканцлера. Двумя с половиной неделями позднее, 30 августа, рейхспрезидент выбрал путь, который предложило ему «ядро правительства» в составе рейхсканцлера фон Папена, министра иностранных дел фон Гайла и министра обороны фон Шлейхера: новый роспуск рейхстага, отсрочка очередных выборов на время, превышавшее установленный конституцией максимальный срок в 60 дней и объявление «надзаконного» чрезвычайного государственного положения. Но 17 сентября 1932 г. этот план нарушения конституции не получил поддержки большинства кабинета. В итоге выборы в рейхстаг, роспуск которого состоялся пятью днями ранее, были назначены на 6 ноября 1932 г., максимально позднюю дату, допустимую конституцией.

Ноябрьские выборы не устранили «негативного» большинства НСДАП и КПГ в рейхстаге, но в их результате национал-социалисты понесли серьезные потери среди электората, в то время как количество избирателей, отдавших свои голоса коммунистам, резко возросло. Именно в этом стечении собственного поражения и успеха крайне левых заключался, как бы парадоксально это не звучало, последний шанс Гитлера прийти к власти. Страх того, что в результате новых выборов зимой 1932–1933 гг. коммунисты могут стать еще сильнее, а национал-социалисты — еще слабее, подвиг часть старых элит, в том числе ведущих предпринимателей тяжелой промышленности, сделать ставку на сделку между Гитлером и Папеном. Сам Папен уже в ноябре 1932 г. очевидно склонялся к канцлерству Гитлера, «обрамленному» консервативными рамками, но потом поддался Гинденбургу и стал выступать за выход из кризиса путем введения чрезвычайного положения. Большинство кабинета, напротив, следовало линии министра рейхсвера фон Шлейхера. Тот хотел сперва попытаться создать правительству широкий общественный фундамент, возможно, в форме «поперечного фронта» от профсоюзов до национал-социалистов. Но и переноса новых выборов Шлейхер ни в коем случае не исключал. Однако, с его точки зрения, решение об этом могло быть принято только в том случае, если массовая поддержка правительства будет настолько сильной, что больше не придется опасаться того, что введение чрезвычайного положения вызовет гражданскую войну.

После того как 3 декабря 1932 г. Шлейхер наследовал Папену на посту рейхсканцлера, он попытался претворить в жизнь свою концепцию. Ему удалось снять напряженность в отношениях с профсоюзами, но ему не удалось ни завоевать на свою сторону национал-социалистическое движение в целом, ни расколоть его. Он также не смог предотвратить открытого разрыва с аграриями, которые начиная с 11 января 1933 г. открыто работали над его свержением. По меньшей мере столь же серьезная опасность для него таилась в том, что его предшественник на посту рейхсканцлера, пользуясь поддержкой части тяжелой индустрии, трудился над осуществлением проекта «дуумвирата» Папен — Гитлер, который должен был сменить правительство Шлейхера.

Когда кабинет 16 января 1933 г. принял решение просить Гинденбурга о роспуске рейхстага и переносе новых выборов на осень 1933 г., для осуществления этого плана отсутствовала важнейшая предпосылка — решимость рейхспрезидента пойти по пути введения чрезвычайного положения. В борьбе, развернувшейся вокруг Гинденбурга, в январе 1933 г. победили те, кому доверял Старый Господин. Шлейхер уже давно не относился к их числу, зато в круг доверенных лиц входили помещики — личные друзья Гинденбурга, его сын Оскар, статс-секретарь Мейснер, и не в последнюю очередь Франц фон Папен. Гинденбург по-прежнему не доверял «богемскому ефрейтору» вплоть до конца января 1933 г. Но так как все, к чьему суждению прислушивался рейхспрезидент, уверяли его, что Гитлер во главе преимущественно консервативного кабинета является гораздо менее опасным вариантом выхода из кризиса, чем план Шлейхера о введении в государстве чрезвычайного положения, то Гинденбург в конце концов уступил.

30 января 1933 г. Гинденбург был вынужден произвести смену канцлера в столь же малой степени, в какой он должен был в мае 1932 г. отправить в отставку Брюнинга и назначить Папена. Он мог бы оставить на посту канцлера Шлейхера, который в ходе их последнего разговора 28 января 1933 г. уже вовсе не просил об антиконституционном переносе очередных выборов, а лишь требовал роспуска парламента, или мог сделать канцлером политика, чье назначение не оказало бы такого политически поляризирующего влияния. Однако Гинденбург видел только одну альтернативу: либо кабинет Гитлера — Папена, находящийся под контролем консервативных сил, либо националистически ориентированный «боевой кабинет» Папена — Гугенберга. Таким образом, для рейхспрезидента существовали только «правые» решения. Его политические убеждения были убеждениями той среды, из которой он вышел и к которой он прислушивался, но не принципами четырех миллионов социал-демократов и католиков, отдавших ему свои голоса на выборах рейхспрезидента в апреле 1932 г. для того, чтобы воспрепятствовать взятию власти Гитлером.

Но так как дела обстояли именно так, то экономически слабое остэльбское юнкерство обладало на завершающей стадии кризиса Веймарской республики большим политическим влиянием, чем несравнимо более могущественная крупная индустрия. Не промышленники, а представители земельной аристократии имели привилегию прямого доступа к рейхспрезиденту. В мае 1932 г. Ландбунд использовал этот шанс для того, чтобы в союзе с руководством рейхсвера и немецкими националистами свалить Брюнинга. Только отставка последнего и роспуск избранного в 1930 г. рейхстага привели к ситуации, в которой введение в стране чрезвычайного положения могло казаться путем выхода из кризиса.

В январе 1933 г. Гинденбург вновь должен был вступить в конфронтацию с последствиями своего собственного вклада в обострение кризиса немецкой государственности. Как и за восемь месяцев до этого, лицами, которые особенно рьяно добивались свержения канцлера, снова были крупные аграрии. В то время как ведущие союзы промышленников стремились поддержать Шлейхера, Ландбунд работал над его отставкой. Представители помещиков знали, что рейхспрезидент обижен на канцлера, т. к. тот не защитил его от обвинений в связи со скандалом о растранжиривании средств, выделенных в рамках акции помощи Восточной Германии, а также в связи с налоговыми манипуляциями в отношении подаренного семейству Гинденбург имения Нейдек. Крупные землевладельцы были самыми заинтересованными лицами в том, чтобы воспрепятствовать бюджетному комитету рейхстага вести дальнейшее разбирательство по поводу злоупотребления государственными средствами, выделенными на поддержку обремененных долгами восточно-прусских имений. С этой точки зрения причины, сыгравшие решающее значение в падении правительства Шлейхера и передаче власти Гитлеру, были банальными. Но они также были частью социальной истории Германии. Ни в каком другом высокоразвитом индустриальном обществе