эти небольшие силы в кашу. Вокруг Гуришала мы держим широкую охрану по периметру, а второй патрульный отряд — у берегов острова. Они легко уничтожат вас — если только Рой не сожрал их всех.

Рин, прости меня, я просиял при этой мысли, но Рамачни заявил, что это практически невозможно:

— Рой выполняет свою работу не так. Посмотрите на Голову Змеи: люди все еще умирали в войсках Маисы, но Рой пролетел над ними, атаковал эпицентр смерти & полетел дальше в поисках другого места, где война в самом разгаре. Он всегда охотится на самую крупную добычу. Но это защитит нас только до тех пор, пока остается крупная добыча.

— А Нессарим? — добавил Жесткошеий. — Кто защитит вас от них? Мы контролируем моря, но они владеют сушей & охраняют ее, как боевые псы.

— Но этот, как его там, пролив Наконечник Стрелы, к которому мы направляемся. Неда говорит, что он треклято далеко.

— Корабли будут там, несмотря ни на что, — возразил Жесткошеий.

После Головы Змеи у нас была неделя холода & темноты. Затем наступил рассвет, когда даже турахи заплакали от радости, ибо половина неба была свободна от Роя. Это уродливое злокачественное образование скользит на север, & его край находился почти прямо над нами.

Это было доказательство, которое взволновало наши сердца: доказательство того, что эта штука еще не заполнила все небеса Алифроса. Доказательство того, что мы не опоздали. Мы чувствовали солнце добрых восемь часов, прежде чем Рой снова вернулся & погрузил нас в темноту. С тех пор прошло девять дней, & я спрашиваю себя, увидим ли мы когда-нибудь снова голубое небо.

Именно в эти восемь ярких часов я попытался завоевать доверие Жесткошеего. Сестра Пазела & Герцил уговорили меня это сделать, & теперь я вижу, что они были правы. Мы отвели его в хлев, в грязное логово Шаггата. Мы позволили ему взять с собой своих вооруженных людей, но ничего не сказали им, пока не пришли туда. Неда настаивала на этом пункте.

Я отпер дверь & широко ее распахнул. Его Мерзость (как Роуз называл Шаггата) стоял посреди комнаты, одетый только в тряпку, прикрывающую его половые органы, & держал в руках большую & грязную книгу. Массивная цепь приковывала его лодыжку к стойке. Чедфеллоу надел латунный колпачок на обрубок его левой руки. Ногти на правой руке были длинными & желтыми, как крысиные зубы. Он свирепо смотрел на меня. Казалось, он каким-то образом нас ожидал.

Неда первой вошла в комнату. Но прежде чем войти, она плюнула на порог, растерла плевок ботинком & произнесла нараспев несколько слов на мзитрини — заклинание или проклятие.

— Это он, — сказал я Жесткошеему. — Твое воплощение дьявола, человек, которого ты больше всего ненавидишь.

Жесткошеий посмотрел на меня, шокированный.

— Лжец, — сказал он. — Шаггат утонул сорок лет назад. Почему вы, арквали, настаиваете на распространении этой лжи?

Мы гуськом вошли внутрь. Рука Неды лежала на рукояти ножа. Она посмотрела на Шаггата с отвращением, которое преобразило ее хорошенькое личико. Шаггат не двигался, но его глаза, как у марионетки, следили за каждым нашим движением. Я нашел его спокойствие почти таким же обескураживающим, каким был его кипящий гнев. Затем эти глаза обратились на меня.

— Тюремщик, — сказал он, — ты принес мне Камень?

Сиззи окружили его, бормоча что-то, не в силах отвести взгляд. Неда заговорила с ними на их родном языке & указала на татуированную шею Шаггата.

— Она говорит правду, — сказал Герцил. — Наш корабль должен был доставить Шаггата на Гуришал, чтобы он снова повел свою толпу против вас. Нас было меньшинство на этом корабле, но мы с самого начала сражались с их коварным планом.

— Никто не сражается со мной, — сказал Шаггат. — Люди & боги, мурты & демоны: все они — мои орудия. Я использую их & ломаю, как мне заблагорассудится. Как я сжег заживо армию короля Морлаха & заморил голодом его войско, сохранив только дочерей на радость моему легиону, так будет & в этом королевстве. И вы, мечтающие противостоять мне, противостоять своему Живому Богу, будете страдать первыми & дольше всех.

Я увидел, как во взглядах сиззи зарождается вера. Вера, ярость & что-то еще, что я пока не мог определить. Они держались на расстоянии. Когда Неда заговорила с ними, они быстро покачали головами.

— Вы приближаетесь к Гуришалу, — сказал безумный король, — но я лечу перед вами. Я уже прикоснулся к своему народу, разбудил его гнев, убил малодушных, вознаградил смелых. Я есть там, в каждой деревне & в каждом городе. Тебе не сбежать от меня, тюремщик. Весь Алифрос принадлежит мне.

Я прочистил горло:

— Послушайте, коммодор, я полагаю, что этот человек должен быть в ваших руках...

Жесткошеий оборвал меня, его голос был странным & тонким:

— Он называет вас тюремщиком — это что-то вроде надзирателя, да? Все это время вы тайно держали этого монстра. Это правда. Ваша порочность превосходит наши самые смелые представления о вас.

— Пришел холод & темнота! — внезапно прогремел Шаггат. — Мой гнев вызвал их & поглотит вас.

— О, заткнись, это не твоих рук дело, — сказал я.

Глаза Шаггата все еще были прикованы к моему лицу.

— Я давно не видел тебя на коленях, — сказал он.

— Ты никогда этого не видел, старая трюм-швабра.

— Тюремщик, — сказал он, — я собираюсь раскроить тебе череп, пригвоздить тебя, корчащегося, к земле колом, вспороть тебе живот & влить обжигающий...

Неда испустила орлиный клик. Она высоко подпрыгнула, развернувшись в воздухе, как храмовая танцовщица, &, опустившись на землю, вонзила свой нож ему в грудь.

Шаггат слегка кашлянул, демонстративно закрыл глаза & замертво упал вперед. Раздался грохот — он вывихнул челюсть.

— Партха, дело сделано, — сказала она.

Герцил первым пришел в себя, прыгнув между Недой & сиззи. Я не знаю, чего он ожидал, но их реакция ошеломила всех, кроме Неды. Они побежали. Даже командир бросился к двери с неприкрытым страхом в глазах. Только тогда, спустя столько времени, я осознал силу культа Шаггата. Эти люди всегда ненавидели его & все, за что он выступал. Они все поклялись бы своими бабушками, что он давным-давно умер — такова была официальная версия их веры. Но они все еще его боялись. Они все еще думали, что он может быть богом