А я и не знал!». Но нет, чуда не случилось. Брат Франциск скучно зачитывал про какие-то перстни, броши, подвески, заколки, все с рубинами или, по крайней мере, рубиновыми вставками. Постоянно мелькали слова: «звёздчатый рубин», «кабюшон», «восьмиугольная огранка», «форма сердца»… Только один раз мелькнуло «квадратной формы» и я встрепенулся, но нет, это были небольшие квадратные рубины, украшавшие какой-то ларец… На всякий случай, я попросил посмотреть этот ларец в числе ещё двух предметов, выбранных произвольно, просто потому, что камни там были достаточно большие. Нет. Не то.

— Передайте папе ещё раз мою глубочайшую благодарность… — буркнул я, когда осмотр закончился, — Полагаю, мои спутники уже покинули дворец? Аудиенция закончена?

— Конечно, — кивнул головой брат Франциско, — Давно уже! У папы день расписан по минутам! То, что тевтонским рыцарям продлили время приёма — это редкое чудо!

— Тогда покажите мне ближайший выход, чтобы мне не путаться в переходах, — попросил я.

— Охотно!

И меня вывели на улицу.

* * *

— Шарик! — обрадовался я, увидев своего друга, возле которого с опаской стоял какой-то монах.

Конь весело ржанул и бросившись ко мне, бодро боднул лбом в плечо.

— Ну и зверь у вас! — восхищённо пробормотал монашек, — Когда ваши уезжали, мне наказали постеречь оставшегося коня… Ага! Как же! Постережёшь такого! Чуть руку по самый локоть не отхватил! Можно сказать, что это он меня стерёг, а не я его!

— Это он может, — согласился я, — Чтобы руку по самый локоть… Благодарю тебя, брат…

— Антонио. Не нужно благодарности, синьор! Это был мой долг. Да пребудет с вами милость Божья, синьор!

И монашек заторопился в тень Латеранского дворца.

— Ну, что, дружище? — обнял я коня за шею, — Ничего-то у нас не вышло! Можно сказать, столько копыт мы с тобой истоптали — и всё впустую.

— Фыр-р! — ответил Шарик.

— Ты думаешь? — переспросил я, — Ты в самом деле думаешь, что это пустяки?

— Фыр-р! — повторил Шарик.

— О, да! — согласился я, — Мы не успокоимся! Нас ещё ждут далёкие путешествия и удивительные приключения. Нам с тобой ещё придётся пройти через смертельные опасности, коварные ловушки и дьявольские искушения. Папа римский нам не помог, значит, нам поможет папа авиньонский! Наш путь лежит в Авиньон, дружище!

— Фыр-р! — подбодрил меня Шарик.

Очень большое авторское послесловие

Хорошо написанные исторические романы стоят лучших курсов истории.

Оноре де Бальзак.

Одна из типовых квартир, наши дни.

— Говори! — отрывисто приказал худощавый, лысеющий мужчина, развалившийся в кресле-качалке.

— А почему я, почему я?! — забормотал второй, с пухлыми, розовыми щёчками, сидевший за столом перед ноутбуком.

— Потому что у меня трубка во рту! — парировал первый, доставая трубку из кармана, — Как же я буду с трубкой во рту разговаривать? И вообще, что за вечная привычка прятаться за мою спину? Говори!..

— А я скажу! — внезапно подпрыгнул из-за стола полненький, — Я всё скажу!

— Вот и говори… — проворчал первый, принимаясь набивать трубку каким-то особо мерзким сортом табака.

— Кхе-кхе! — смущённо откашлялся Фунтик, (вы, наверное, уже догадались, что это был именно он), — Кхе-кхе! Дорогие читатели! Любимые подписчики! И все-все-все, кто неравнодушен к нашему творчеству! Друзья мои! Я опечален…

— Ага, повтори ещё старую-престарую рекламу водки «Распутин»… — мрачно подсказал Гарик, чиркая спичками.

— Но я в самом деле опечален! Точнее, мы опечалены… Искренне и честно, авторы признают, что наша последняя авантюра успехом не увенчалась. Увы… Мы объяснимся.

Мы не зря в наше послесловие вынесли такой эпиграф, что хорошая книга сродни курсу истории. Это нас и погубило! Нельзя объять необъятное, нельзя впихнуть невпихуемое, нельзя рассказать всю историю Средневековья на страницах приключенческой книги! А мы попытались. И вот, закономерно — конфуз!

Приведу пример. Когда художник рисует картину, он никогда — подчёркиваю: НИКОГДА — не использует всю палитру красок. Это попросту запрещено художественными канонами! Выбирается определённая краска и картина рисуется именно в этом тоне. Ну, может, отдельные яркие мазки другой краски, только для того, чтобы подчеркнуть краску остальную, или выделить в картине главное. Сейчас мы ясно видим, что в нашей картине всё получилось настолько пёстрым, что не разобрать ни главного, ни второстепенного, ни вообще, чего-то связного и целого. А почему?..

— Почему? — Гарик пыхнул клубом дыма и откинулся на спинку, прикрыв глаза.

— А потому, что мы пошли на поводу своих эмоций! — торжествующе откликнулся Фунтик, — Нам так хотелось поделиться с читателями всеми интересными и любопытными фактами жизни Средневековья, что мы включали эти самые факты и куда можно и куда нельзя. Подумать только! Казалось бы, кульминационный момент, беседа нашего героя с папой римским, папа предлагает Андреасу сладкую жизнь под его крылышком, герой, движимый чувством долга, отказывается… а мы и тут умудряемся упомянуть о том, что раньше ферзь был самой слабой из фигур, а кроме того, в славянских государствах был «ферзь всяческая». Интересно? Да. Любопытно? Да. Нужно ли было включать? Ни за что!!!

Фунтик тяжело перевёл дух. Гарик задумчиво пустил тонкую струйку под потолок.

— Авторы готовы признаться, — неуверенным голосом продолжал Фунтик, — что приступая к подготовке книги, мы набросали некий черновичок… сценарий… э-э-э…

— Скелетный план, — сухо подсказал Гарик.

— Да. Скелетный план. Где приблизительно прикинули, о чём мы будем писать в каждой главе. Вот тут герой попадёт в новый для него мир, вот тут познакомится с главной героиней, тут мы покажем героиню за работой, тут у героя случится первое потрясение, когда он поймёт, как именно учит волшебству своих владельцев волшебный перстень… ну, думаю, читатели понимают. Так вот, общий объём книги планировался примерно от тридцати до тридцати пяти глав. А заканчивалась книга…

— Кхм! — предостерегающе кашлянул Гарик.

— А? — удивлённо взглянул на него друг, — А! Ну, в смысле, эпизод с папой римским планировался примерно в середине книги, где-то на восемнадцатой главе. А вовсе не на шестьдесят второй, как получилось фактически. А дальше в книге должно было идти развитие сюжета как герой съездил к авиньонскому папе. Но… Проклятый эпиграф! Проклятое желание объять необъятное!

Ах, как нам хотелось показать более живым и зримым мир Средневековья! А он, надо заметить, совсем не такой, как его показывают в подавляющем большинстве книг и фильмов! Что мы видим в фильмах? Грязь, серость, уныние, свирепый оскал феодализма, бесконечные и бессмысленные войны всех против всех, убожество и повальную неграмотность, нищее и забитое население, для которых единственным и любимым развлечением было сожжение ведьм святой инквизицией… А так ли было на самом деле?

И так и не так. Причём, в большинстве случаев — не так! Люди всегда остаются людьми. Люди всегда стараются украсить