Не додик? Но за что? – всплеснула руками Тамара.

– Поразительно! – Елизавета поправила на переносице очки, что по ее шкале прилюдного выражения эмоций было в области максимальных значений. – «За что»?! Отравительница! – неожиданно обличила она Тамару, ткнув в воздух перед ее лицом острым и длинным, как нож для фруктов, указательным пальцем. – Убийца!

Брыкуны недоуменно переглянулись.

– Я ей сейчас всеку, – спокойно предупредила Тамара. – Но перед этим совершенно честно заявляю: не понимаю, за что она меня так!

– Вы так и не простили нашему Альберту брак со своей дочерью. И попытались его отравить! – продолжая дырявить воздух пальцем, воскликнула Елизавета Викторовна.

– Попыталась отравить? Да она умом поехала! С чего ты взяла, дура? – Тамара вскочила из-за стола и встала напротив свахи, словно скала, руки в боки.

– К счастью, ваши мерзкие голубцы сын забыл у нас дома! И только поэтому остался жив.

– Чего? – лицо Тамары мгновенно налилось дополнительным гневом и яростью.

– И мы… Мы тоже могли ими отравиться! Но, слава богу, – Шлиппе аж передернуло, – это изначально выглядело несъедобным.

– Вот ты дрянь… Сама-то хоть раз в жизни что-то приготовила? – Тамара сощурила глаза. – Сучья ты порода!

– Но наша бедная собака… – не слушая, продолжала Елизавета, – Она отдала жизнь за наше спасение! Я никогда не прощу вам того, что с ней случилось. Бедная Джулия стащила вашу отраву со стола и умерла. Умерла в мучениях на наших глазах. Как? Как у вас поднялась рука?

Елизавета рухнула на стул и зарыдала.

– Да вы сбрендили!!! – Тамаре, наконец, пригодился фирменный брыкуновский рык. – Я сама их ела! И Жора тоже! Хотя вот бы кому я что-то подсыпала. Брому, как минимум, – вспомнила она об измене мужа. – Но додику? Или вам, холерам? Зачем? Вы с ума посходили?

– Расскажите это нашей Джулии! – ответила Шлиппе. – А вчера, Иван, – хозяйка обратилась к заявленному детективом Черешнину, – она снова пыталась подсунуть нашему сыну яд. Слава богу, я была с Альбертом рядом и слила всю кастрюлю в унитаз.

– Харчо? На чистой баранине? – Тамара готова была взорваться. – Да я тебе за это саму сейчас…

– Подождите, – нашел Иван несоответствие и попробовал привлечь к нему внимание. – Как же она могла дать вашему сыну отравленные голубцы, зная, что их могла бы съесть и родная дочка?

– Не могла! В том-то и дело! – ярко выговорила Шлиппе. – Марина вегетарианка. Она знала, что делает. Жертвой должен был стать только наш сын!

Шлиппе оторвала от кухонного бумажного полотенца прямоугольный перфорированный лоскут и приложила его к носу.

– По-вашему, я должна была это игнорировать? – продолжила она гнусаво сквозь слезы. – Да, пускай, я сяду в тюрьму за убийство, но это была самооборона. И, клянусь, я сделаю все, чтобы на скамье подсудимых оказалась и эта женщина тоже! А может и не она одна. В этом заговоре могла участвовать вся их семейка… – на этих словах Елизавета высморкалась.

– Да вы совсем ошалели, я-то причем! – забасил Брыкун – старший и разговор окончательно превратился в мешанину криков и претензий.

Хотя оскорбления Шлиппе («Борджиа!», «Медичи!») не шли ни в какое сравнение со словами произносимыми Тамарой Николаевной, битва все-таки шла на равных. Силу Елизавете придавала искренняя уверенность в том, что она защищает от беспощадной отравительницы жизнь родного сына.

– Я поняла! – вышла на новый виток рассуждений Тамара. – Она сынка своего выгораживает! Или заодно с ним была. Как она могла узнать, когда и от каких клиентов я иду? Он ей сказал!

– Мне, кажется, я знаю, – сказал Иван. – Смотрите.

Иван показал на висящую на смежной с Брыкунами кухонной стене джезву.

– Вы действительно немного запустили уборку, Елизавета. Тут немного побелки просыпалось, – Черешнин обратил внимание на мелкую пыль, осевшую на столешницу под джезвой. – У вас на кухне, кстати, Тамара Николаевна тоже. Найдете в этом же месте на столе, я видел.

Джезва висела на болте, на том же самом, второй конец которого Иван видел на кухне Брыкунов.

– Очевидно, что болт аккуратно вынимали и через отверстие видели как раз вашу кухню. А именно: холодильник с расписанием ваших передвижений.

Тамара, сдвинув брови к переносице, вопросительно посмотрела на свекровь.

– Да, так и было, – призналась Шлиппе. – Когда-то они беспардонно пробили нам стену, без всяких извинений, поставили перед фактом…

– Со сверлом не угадал, что тут извиняться? Полезный же болт получился, – пробасил Георгий, – с двух сторон на него что-то повесить можно. Сами же согласились!

– С вами подискутируешь, – резонно заметила Елизавета.

– Но как обратно они его вставили, не пойму? – спросила Тамара.

– Это не проблема, – пояснил Иван, показав на голову болта. – Втянули внутрь на нитке с суперклеем, вот ее остатки, на резьбе. Верно?

– Верно, верно, – подтвердила Елизавета.

– Но почему вы не пошли в полицию, – спросил Иван, – когда поняли, что жизнь сына в опасности?

– С чем? С мертвой собакой? – горько ответила Елизавета. – С разрушенной жизнью сына? Чтобы вместо тех, кто заслуживает наказания, пострадали дети? Вы же видите, как она изворачивается, как играет! Сара Бернар!

– Да не делала я ничего! – снова взвилась Тамара. – Тварь ты такая! Какой яд вообще ваше племя змеиное взять способен?

Конфликт разросся с новой силой. В нем не участвовали только Иван и Семен Францевич. Все это время тише воды сидевший за краешком стола, уставившись сквозь толстые стекла очков в налитую ему чашку с чаем.

Иван еще раз взглянул на развешанные по стенам научные дипломы супругов и корешки перемотанных бечевкой книг.

– Значит, вы по образованию биохимик? – спросил он Беринзона.

– Микробиолог, если быть точным, – тихо отозвался Семен Францевич.

Черешнин громко захлопал в ладоши, привлекая к себе внимание спорящих.

– Минуточку! Я прошу вас! – попытался он их перекричать.

Не сразу, но, наконец, все замолчали.

Иван подошел к Беринзону и мягко положил ему на плечо руку. Биолог вздрогнул и просел под ней, как под непомерно тяжелой ношей.

– Вы же сами видите, все зашло слишком далеко, – сказал, обращаясь к нему Иван, снисходительным, осторожным тоном.

– Что ты от него хочешь? – встряла Тамар Николаевна, и кивнула на Елизавету. – Она же уже призналась, лярва…

– Тсс! – цыкнул Иван на Тамару, даже не взглянув в ее сторону. И одобряюще кивнул Семену.

И тот решился.

– Вы правы, – его голос сразу же задрожал. – Я должен перед всеми извиниться. Ничего бы этого не случилось, если бы я закрыл двери в кабинет. Но я не уследил. Джулия… Она, как и все кокеры… Они булемически неустойчивы и поглощают все съедобное бесконтрольно…

– Я не понимаю, Сеня… Что ты хочешь сказать? – с широко распахнутыми заплаканными глазами прошептала Елизавета.

– Судя по всему, Джулия съела… – Семен проглотил