что Библия явилась конкурирующим авторитетом, вытесняющим их без сопротивления. И поскольку мы обнаруживаем факты, что боговдохновенная книга не приспособлена или не предназначена для того, чтобы содействовать этой цели, мы вынуждены вернуться к настоящему Руководителю — Церкви, которая в эпоху нашего отвержения ее была признана как толкователь Священного Писания, согласно времени и обстоятельствам, и как арбитр всей истинной доктрины и священной практики для ее детей. Мы чувствуем потребность, и Церковь только одна из всех вещей под Небесами обеспечивает ее. Нам говорят, что Бог сказал. Где? В книге? Мы проверили это и разочаровались; нас разочаровывал святейший и благословенный дар не из-за собственного дефекта, но из-за того, что он использовался для цели, для которой он не был предназначен. Ответ эфиопа, когда Святой Филипп, спросил его, понимает ли он то, что читает, — это голос натуры: «Как могу разуметь, если кто не наставит меня?»[76] Церковь берет на себя эту обязанность наставления; она делает то, что никто и ничто, кроме нее, не может сделать, и в этом тайна ее могущества. «Человеческий ум, — было сказано, — желает освободиться от сомнений в религии; и учителю, который претендует на непогрешимость, легко верить по его простому слову. Мы видим постоянно претендентов на непогрешимость среди нас. В Католицизме Церковь претендует на это; она избавляет себя от конкурентов, опережая их. И вероятно в глазах ее детей самым убедительным аргументом в пользу ее непогрешимости является тот, что она единственная из всех Церквей осмеливается претендовать на непогрешимость, как будто тайный инстинкт и непроизвольные опасения сдерживают те соперничающие общины, которые так далеко заходят в своем влиянии на нее» [13]. Эти цитаты, какими бы ни были неправильными их формулировки, несомненно, выражают великую истину. Самый очевидный ответ на вопрос, почему мы уступаем авторитету Церкви в вопросах и делах веры, есть тот, что какой-то авторитет должен существовать, если дано откровение, а других авторитетов нет, только Церковь. Откровение не получено, если не было никакими авторитетами решено, что оно получено. По словам Святого Петра к ее божественному Творцу и Повелителю: «К кому нам идти?»[77] И не следует также забывать, что Священное Писание четко называет Церковь «столп и утверждение истины», и дает ей завет, что «Дух Мой, который в Тебе, и слова Мои, которые Я вложил в уста твои, не отступят от уст твоих и от уст семени твоего, говорит Господь, отныне и до века»[78] [14].

13

7. И если само требование непогрешимого суда в религиозных спорах имеет такое большое значение и вызывает такой интерес во все века, то тем более оно приветствуется во времена нынешние, когда человеческий интеллект такой деятельный, мышление такое плодотворное, а мнения такие разнообразные. Абсолютная потребность в духовном верховенстве есть в настоящее время самое сильное из доказательств в пользу факта его существования. Конечно, либо объективное откровение вообще не было бы дано, либо оно должно было быть обеспечено средствами для того, чтобы внушить миру свою объективность. Если Христианство есть социальная религия, каково оно, конечно, и есть, и если оно основано на определенных идеях, признанных божественными или вероучительными (что здесь и предполагается), и если эти идеи имеют различные аспекты и производят различное впечатление на различные умы, а, следовательно, проявляются в сложном развитии истины или лжи, или их смешения, как мы видим, какая власть будет законной в этих противоречивых обстоятельствах, кроме верховного авторитета, управляющего и примиряющего индивидуальные суждения с божественной истиной и признанной мудростью? В варварские времена намерение достигалось через чувства; но в эпоху, когда разум, как его называют, является мерилом истины и права, всякому, кто хоть немного связан с миром, совершенно очевидно, что, если вещи предоставлены самим себе, каждый индивид будет иметь свой собственный взгляд на них и идти своим путем, и даже если двое или трое будут в согласии сегодня, они утратят согласие завтра; что Священное Писание все время будет прочитываться в противоположных смыслах, и история, согласно поучительной басне, будет иметь для различных пришельцев серебряный щит или золотой; что мировоззрение, вкус, предубеждение, страсть, партия или каприз не найдут никакой общей системы измерений, если нет какой-то верховной власти, чтобы управлять мнениями и принуждать к соглашению.

Не может быть никакой комбинации на основе истины без голоса истины. Как культивирование раскрывает новую окраску цветков, а приручение изменяет характер животных, так и образование создает потребность в развитии различных мнений; и хотя пока невозможно обосновать первые принципы, на которых все остальные объединятся, крайне неразумно ожидать, что один человек уступит другому, или что все уступят одному. Я не утверждаю, что нет вечных истин, как например, провозглашает поэт [15], которые все признают в частном порядке, но утверждаю, что этого недостаточно для доминирования, чтобы появилась основа общественного объединения и действия. Единственное общее убеждение в вопросах поведения — это авторитет, то есть (когда речь идет об истине) суждение, которое мы считаем выше нашего собственного. Если Христианство как социально, так и догматически предназначено для всех времен, то оно должно иметь, говоря человеческим языком, надежного толкователя. Иначе вы добьетесь единства формы при утрате единства учения или добьетесь единства учения при утрате единства формы; вам придется выбирать между пониманием мнений и разделением на партии, между свободомыслием и сектантским заблуждением. Вы можете быть терпимы или нетерпимы к противоречиям мышления, но противоречия вы будете иметь. Англиканская Церковь предпочитает пустое единообразие непогрешимому престолу, а секты Англии бесконечно разделены. Германия и Женева начали с гонений, а закончили скептицизмом. Доктрина непогрешимости — менее жестокая гипотеза, чем такая жертва верой или милосердием. Непогрешимость защищает объект, одновременно придавая ему определенность и силу в вопросах Откровения.

14

8. Я назвал доктрину непогрешимости гипотезой: пусть она рассматривается так ради доказательства, то есть, пусть она будет считаться просто позицией, не поддерживаемой никакими прямыми свидетельствами, но имеющей необходимость в фактах и возможностях, и примиряющей их друг с другом. Эта гипотеза, на самом деле, поддерживается и действует в большей части христианского мира и с незапамятных времен; но пусть это совпадение объясняется необходимостью. Более того, она — не голый или изолированный факт, но одушевляющий принцип большой системы вероучения, который необходим, и который сам по себе не мог появиться; но опять же, пусть эта система будет просто названа ее развитием. Но даже как гипотеза, которая была выдвинута одним из различных вероисповеданий, она не может быть легко отброшена в сторону. Какую-то гипотезу, ту или иную, все стороны, все полемисты, все историки должны