– Согласен, дело жуткое.

– И нечего в нем копаться!

– А вот с этим согласиться не могу.

Он медленно осмотрел тела – одно за другим, внимательно, изучая каждую деталь. В какой-то момент он испугался, что вот сейчас точно увидит лицо Александры… Но нет, ничего подобного. Миг слабости уже прошел.

Соренко отошла чуть подальше, включила мощную вытяжку и зажгла сигарету. Правила ее по-прежнему не особо волновали.

– Как оно? – поинтересовалась она. – Нашел новое там, где его нет и быть не может?

– А я не ищу новое, – отозвался Ян. – Я рассматриваю старое.

– Если ты надеешься, что заинтригуешь меня и я тоже пойду посмотреть, то хрена лысого, мальчик! Это единственное место, где мне можно курить, и я уже начала.

– Тебе и там нельзя. Но мне все равно. Слушай, они же были убиты одним ударом каждая?

Он задал вопрос больше для того, чтобы поддержать разговор. Ян и так помнил из отчетов, что одним, а теперь вот видел сам. Трем женщинам перерезали горло, одну вскрыли. Некоторые журналисты уже смаковали слово «выпотрошили», но это не было правдой. Скорее всего, виртуальные писаки слабо представляли, что такое выпотрошенный человек. Ян надеялся, что им и не доведется узнать, какими бы бестактными идиотами они ни были.

– Ага, – отозвалась Соренко. – Рука у этого сукина сына сильная, но нетвердая. Слушай, да что тут гадать? Он вел себя именно так, как вел бы любой перевозбужденный псих на его месте.

– Так, да не совсем.

– Что ты имеешь в виду?

Но Ян не ответил, он был занят. Соренко долго не выдержала: она затушила сигарету о каблук, швырнула окурок в урну и тоже подошла к столам.

– Ты ведь понимаешь, что уже пять минут висишь над сиськами? – поинтересовалась Соренко.

– Слушай, ну хоть здесь не груби! Я не груди их рассматриваю, а следы от лески, которой он их связывал.

– Давил сильно, вот следы и остались. Он вообще действовал небрежно, торопился… Да ты и сам знаешь!

Сначала это и правда выглядело как типичное поведение маньяка. Вот он пробрался в дом, двух женщин усыпил, двух – оглушил, хотя каким образом – еще предстояло выяснить. Но его мотив вроде как обозначился: он пришел наказать женщину, убившую его ребенка, и подруг, которые не остановили ее, да еще праздновать тут собрались!

Когда они были беспомощны, он наконец добрался до Елены Чайкиной. Подруги были лишь зрительницами, их убили, как жертвенных овец. Но она должна была стать центром внимания – и стала. Из-за гротеска всей ситуации даже Ян не сразу заметил несоответствие.

Но оно все равно осталось в подсознании. Бывают такие мысли, которые жужжат, как мухи, на границе понимания, раздражают, но поймать их никак не удается. Вспомнить нужное слово, назвать нужное имя, обозначить нужный факт… Все это должно быть просто, а на деле – беда, память отказывается работать!

Вот и он сразу заметил неладное в «кровавой вечере», однако потрясение, вызванное массовым убийством и недавней «встречей» с Александрой, сыграло свою роль. Это, конечно, ошибка, но ее остается только признать. Зато сейчас он все исправит!

– Он не уделил ей должного внимания, – Ян кивнул на Елену Чайкину. – Да, ее рана кажется самой страшной, самой кровавой. Но что толку, если она этого не почувствовала? Она же не приходила в сознание перед смертью?

– Нет, – покачала головой Соренко. – Никто из них не приходил.

– Вот! Они умерли одинаково. А на свидетельниц ему пришлось потратить даже больше времени, чем на Чайкину, потому что их он долго связывал, приматывал так, чтобы они сидели ровно. Положить ее на стол и надрезать было куда проще и быстрее.

– Ты главное на следующем тестировании у психиатра такое не ляпни!

– А что, похоже, что я наслаждаюсь? Я выполняю свою работу.

Наслаждаться должен был как раз убийца – мститель! Но не получилось и у него. Вот она, та мысль, которая сначала ускользнула! Елену Чайкину сделали такой же частью постановки, как и всех остальных. Убийца, безусловно, знал всю историю с изнасилованием и абортом, однако Ян уже успел выяснить, что Елена особо не таилась. Помимо Майи Озеровой, ее историю слышали многие приятельницы, а они пересказывали другим.

– Я так понимаю, матка надрезана не была? – уточнил Ян.

– Была задета, потому что лезвие у ножа длинное. Но – нет, не думаю, что он специально вскрывал матку.

– Видишь? Он большой мальчик, явно перерос тот возраст, когда верят, что дети берутся из «маминого животика». Тут у нас косвенное преступление на сексуальной почве, подозреваемый – жестокий насильник, а половые органы жертвы вообще не тронуты. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься. Так что это значит?

– Я пока не решил.

Он не собирался откровенничать с Соренко, потому что не был уверен, насколько ей можно доверять. Вроде как она не из болтливых, но кто ее знает?

Это не та версия, с которой нужно торопиться. Ян и сам не был уверен, что его открытие важно. Пока он не намеревался менять ход расследования: ему нужно было найти человека, преследовавшего Елену Чайкину. Он не сомневался, что если взглянет ему в глаза, поговорит с ним лично, он сможет понять, маньяк перед ним или нет.

Ближе к обеду начался затяжной дождь, превративший день в один сплошной вечер. Ян не любил дожди – по понятным причинам, но признавал преимущества такой погоды. Дождь будто разграничивал город, все куда-то спешили, создавали собственные миры в пределах одного зонта. Можно было идти по улице и не думать о тех, кто рядом, потому что они о тебе тоже не думают.

У Яна зонта не было, но так даже лучше. На человека без зонта и вовсе не смотрят, считая его чуть ли не сумасшедшим. Чем он думал – с утра же обещали дождь! Зонта у него нет, поди ж ты… Один из способов примкнуть к городским невидимкам.

Остаток рабочего дня он провел за изучением личной переписки Елены Чайкиной, добытой компьютерщиками. Что ж, пока показания Майи подтверждались. Как минимум в чатах Чайкина поощряла своего «насильника», кокетничала с ним, посылала ему фотографии – свои, а не скачанные из интернета. Но все это вовсе не означало, что она хотела то же самое сделать в реальности.

К вечеру его уже мутило ото всех этих откровений, а имени и адреса насильника по-прежнему не было. Ян поехал домой, машину оставил на платной парковке, ему сейчас не хотелось крутиться по дворам. Все еще шел дождь, и на улицах было пусто, но именно к этому и стремился Ян. Если бы ему нужна была компания, он поехал бы к Алисе. Может, и стоило бы… она бы не возражала. Но он всегда чувствовал, когда им можно видеться, когда – нет.

Сейчас эти улицы, залитые светом фонарей и золотых окон, принадлежали ему. В окнах кипела жизнь, а сюда долетали лишь ее отголоски. Обычная жизнь, спокойная. С семьями, разговорами за столом, спорами и никому не нужным телевизором. Жизнь, которая Яна давно уже не ожидала.