еще перед забором яйцеклеток говорят целую ночь и целое утро вообще не пить, что неприятно; на что только не пойдешь ради потомства! Но в компенсацию за причиненные неудобства из меня добыли 16 зрелых яйцеклеток (что близко к верхней границе нормы). Мы поделили их на две кучки. Восемь заморозили просто так, а восемь оплодотворили, и из них получилось три хороших эмбриона. Одного из них я уже с тех пор родила, еще двое лежат в холодильнике.

Если принять вероятность превращения эмбриона в ребенка за 60 %, а вероятность превращения яйцеклетки в ребенка за 10 % (чуть выше среднего, но и я здорова как лошадь, и у моей клиники хорошая статистика), то занимательная теория вероятностей сообщает нам следующее.

Вероятность того, что эмбрион не станет ребенком: 0,4.

Вероятность того, что ни один из двух эмбрионов не станет ребенком: 0,4 × 0,4 = 0,16.

Вероятность того, что из этих двух эмбрионов (если мы с отцом ребенка этого захотим) еще получится по крайней мере один ребенок: 1–0,16, или 84 %.

С восемью моими яйцеклетками вероятность того, что ни одного ребенка из них не получится, составляет (0,9)8 = 0,43, и соответственно вероятность успеха 57 %. Тут причем интересно, потому что хранятся они у меня по четыре штуки на одной соломинке, а повторно замораживать эмбрионы не рекомендуется, то есть на самом деле это не восемь попыток по 10 %, а две попытки по 34 %. Но для интересующего нас сценария “по крайней мере один ребенок” результат расчетов получается одинаковым. (Следует помнить, конечно, что цифры в любом случае условны, поскольку описывают среднестатистического человека, а не конкретного.)

Вообще-то это маловато, и если бы я была уверена, что я точно захочу еще ребенка с каким-нибудь новым, неведомым мне пока что, красавчиком-PhD, то мне бы следовало сходить на еще один цикл стимуляции (а лучше два или три, учитывая, что годы-то мои уже кхе-кхе). Но поскольку одного прекрасного младенчика мне вся эта эпопея уже в любом случае принесла, а будут ли у меня деньги и смелость на еще одного в свете всего происходящего в мире, я сильно не уверена, то пока планирую не дергаться. Получится еще ребенок – хорошо, не получится – тоже славно. В конце концов, никто не запрещает сколько угодно детей когда-нибудь попозже усыновить.

Глава 3

Вера в генетику и границы ее применимости

Оскар Штер вырос в Судетской области с бабушкой-католичкой и всегда считал себя немцем. Он не участвовал в войне в силу возраста, но успел побыть членом гитлерюгенда. Его приверженность идеалам национал-социализма сохранилась и после войны, когда он уже перебрался жить в Рурскую область на западе Германии, и была тем острее и болезненнее, что он знал, что у него самого есть еврейские корни.

Джек Юфи вырос в британском Тринидаде с отцом-евреем. В какой-то момент, вдохновившись общением с тетей, пережившей концлагерь, он получил гражданство молодого государства Израиль, служил там в армии и работал в кибуце, но потом переехал вместе с отцом в Сан-Франциско. Читая в детстве новости о течении Второй мировой, он горячо сочувствовал Британии и волновался, как бы кто не узнал, что по матери он немец.

Оскар и Джек знали о существовании друг друга и даже однажды увиделись, когда им было по двадцать лет, – Джек навестил Оскара в Германии, – но эта встреча не принесла никому радости. Оскар не говорил по-английски, они общались на смеси немецкого и идиша. Джек был шокирован тем, что Оскар попросил его срезать с чемоданов метки с фамилией, чтобы не демонстрировать свое еврейство.

Тем не менее жены Оскара и Джека многие годы обменивались новогодними открытками и в 1979 году уговорили своих мужей снова встретиться в Америке, чтобы принять участие в исследовании, проводившемся в Университете Миннесоты [1, 2]. Серия подробных интервью позволила зафиксировать ряд любопытных совпадений между Джеком и Оскаром. Они оба любили жирную и острую пищу, имели привычку спускать воду в туалете перед тем, как им воспользоваться, заглядывали в конец книги перед прочтением, обматывали карандаш скотчем, чтобы удобнее было его держать. Они носили очки одинаковой формы, одинаково подстригали усы, одинаково лысели, да и вообще были внешне неотличимы друг от друга, как и положено однояйцевым близнецам.

Миннесотское исследование разлученных близнецов (MISTRA) проводилось, конечно, не ради того, чтобы зафиксировать забавные совпадения. Они гораздо сильнее интересовали журналистов и широкую общественность, чем ученых. Едва ли у человека есть ген обматывания карандаша скотчем, тут речь скорее о том, что если проанализировать гору привычек у любых двух произвольно взятых людей, то среди них наверняка найдутся схожие. Допустим, вот я такой человек, который хранит в верхнем ящике стола и в правом кармане куртки бумажные носовые платочки и использует их по несколько раз, дольше, чем следовало бы; наверняка среди читателей моей книжки тоже есть такие люди, и все же маловероятно, что мы с вами – однояйцевые близнецы, разлученные в младенчестве. Ценность MISTRA в том, что исследователи, нашедшие 56 пар таких близнецов и предложившие им гору психологических и медицинских тестов, показали, что сходство между однояйцевыми близнецами по формальным измеримым показателям (таким как IQ) остается неожиданно высоким, даже если они выросли в совершенно разных семьях и знать не знали о существовании друг друга [3]. Это позволило поставить под сомнение классический аргумент скептиков “Однояйцевые близнецы похожи друг на друга по характеру, поведению и интеллектуальному развитию не из-за генетического сходства как такового, но потому, что внешнее сходство побуждает родителей и учителей воспитывать их совсем-совсем одинаковым образом, в отличие от разнояйцевых близнецов и прочих братьев и сестер, в которых в большей степени поощряют индивидуальность”.

Проблема утерянной наследственности

Коротко напомню то, о чем вы уже читали во множестве научно-популярных книг. Когда биологи хотят оценить влияние генов на какой-то поведенческий признак, они находят много пар близнецов. Их высокая важность для науки связана с тем, что близнецы бывают монозиготные (однояйцевые) и дизиготные (разнояйцевые). В первом случае оба близнеца получаются из одной и той же оплодотворенной яйцеклетки, на ранних стадиях развития эмбриона разделившейся надвое. Они всегда одного пола и очень похожи внешне. Во втором случае произошло одновременное оплодотворение двух разных яйцеклеток двумя разными сперматозоидами, и между такими близнецами генетического сходства не больше, чем между любыми другими братьями и сестрами. Однако, как и однояйцевые близнецы, они рождаются одновременно и воспитываются в схожих условиях.

Близнецовый метод заключается в том, что исследователи дают каждому участнику тесты для