– А что Алексей Владимирович говорил в свое оправдание? Он как-то объяснил, почему в записке, которая оказалась у Самохвалова, он назвал того идиотом?

– Алексей Владимирович от всего открещивался. Он говорил, что ничего никому не писал, что ему это без надобности. Но Самохвалов стоял на своем. Он говорил, что уверен: именно Алексей Владимирович написал этот пас… как-то он так выразился… забыл это слово…

– Может быть, он сказал «пасквиль»?

– Вот-вот! – обрадовался Николай. – Он точно так и сказал. Что больше некому писать такое непотребство. Что он должен Самохвалову большую сумму, и он же еще его и оскорбляет.

– Так они долго ругались?

– Ну, как сказать… Не очень долго, наверное… Вот еще что я слышал. Алексей Владимирович стал говорить, что этот пасквиль Александру Кирилловичу кто-то подложил. Потому что почерк вообще не Барабанщикова. И высказал предположение, что кто-то хочет свалить на него. Свалить с больной головы на здоровую, вот так он сказал.

– Ну а каков итог их ссоры? На чем они закончили?

– Да ни на чем они не закончили, как я понял. В конце концов Александр Кириллович сказал в сердцах: «Да пошел ты к черту! Сам ты идиот и не лечишься!» Потом я услышал, как он пошел, а спустя минуту, наверное, ушел и Алексей Владимирович.

– Ну, а вы тоже пошли.

– Да, я еще какое-то время постоял, подождал, чтобы меня не обнаружили, и тоже пошел.

«Ага, записку написал не Барабанщиков, – подытожила я. – Ну, это не новость. Графологи уже установили, что почерк принадлежит Черемысленникову. Да и я, помнится, думала, что на оскорбление чести это цитатное обвинение в идиотизме не тянет. Но как она попала в карман к Самохвалову? Одно ясно: записка попала к нему еще до убийства. Каким образом преступник сумел подложить ее в карман Самохвалову? А может быть, он действовал через посредника? А кто посредник? Кто это может быть? Тот, кто близко соприкасался с Самохваловым. Прежде всего – это его жена Виолетта, которая страдала от его измен и ненавидела за это мужа».

– Хорошо, Николай. Про разговор Самохвалова и Барабанщикова я все поняла. Ну а дальше? Что вы делали дальше, когда выждали время после ухода ругающихся Самохвалова и Барабанщикова и пошли к себе в комнату?

– Как что? Лег спать. Я ведь уже сказал об этом.

– Легли спать и спали до утра?

– Да, до утра. А утром узнал о том, что случилось ночью. Об убийстве, короче, узнал.

– Скажите, Николай, а ночью вы ничего не слышали?

– Нет, ничего, – ответил шофер и отвел глаза в сторону.

– Я не просто так спросила, Николай, – надавила я. – Уточню: вы слышали ночью звук выстрела? То есть выстрела, в результате которого был убит Самохвалов.

Николай молчал.

– Вас что-то останавливает, Николай? Почему вы недоговариваете? Ведь я уже объяснила вам, что, для того чтобы доказать невиновность Владислава Максимовича и вытащить его из тюрьмы, я должна знать все, что происходило в ту ночь на территории коттеджа.

– Да, я слышал этот выстрел. Я уже лег спать, но еще не уснул, только дремать начал.

– И вы не пошли посмотреть, что случилось? – удивилась я.

– Татьяна Ивановна, я засыпал уже, – пожал плечами шофер. – Да и… мало ли звуков ночью. Глушитель у кого-то чихнул или еще что…

– В элитном поселке – чихающий глушитель? – не поверила я. Николай фыркнул, старательно сдерживая невеселый смех:

– Да мало ли, кто здесь может появиться. У нас соседи чудаки, сколько раз замечал, как они на такси приезжают домой посреди ночи. Причем машины – развалюхи какие-то. Одну лично помогал ремонтировать – свечи зажигания менял. Вы бы видели – развалюха развалюхой, советских еще времен «жигуленок»…

– Ладно, спасибо, Николай, – сказала я и пошла по направлению к коттеджу.

В холле я встретила Маргариту.

– Татьяна Александровна! Ну, как? Чем вы меня порадуете? Точнее, всех нас? Уже известно, кто застрелил Александра Кирилловича?

Черемысленникова с надеждой посмотрела на меня.

– Увы, пока еще я не знаю, кто совершил преступление. Еще не все факты собраны, еще не со всеми я поговорила. Кстати, вот вспомнила о вашем управляющем.

– О Константине Львовиче?

– Да, о нем. Хотелось бы с ним поговорить.

– Сейчас я приглашу его, – сказала Маргарита.

Она вышла, а минут через десять вернулась с мужчиной лет пятидесяти на вид. Он был среднего роста, плотного телосложения, с довольно пышной шевелюрой темных волос.

– Константин Львович, вот Татьяна Александровна хочет с вами побеседовать. Я закрою дверь, чтобы вам не помешали, – сказала Черемысленникова и вышла из холла, оставив нас одних.

– Константин Львович, давайте пройдем вон в тот уголок, где диван стоит, – предложила я и первая пошла вперед.

Управляющий молча шагнул за мной.

– Константин Львович, – начала я, когда мы сели на мягкий кожаный диван под раскидистой пальмой, – меня, как уже сказала Маргарита Васильевна, зовут Татьяной Александровной. Я являюсь частным детективом и расследую убийство Александра Кирилловича. В связи с этим мне необходимо задать вам ряд вопросов.

– Вы – частный детектив?

Управляющий вместо согласия или несогласия ответить на вопросы задал встречный вопрос.

– Да, я частный детектив. А что вас удивляет?

– Да как-то… Такая профессия подходит больше мужчинам, – объяснил он.

– Ну, это еще как сказать. В Европе работа, подобная вашей, возложена на женщин. И называют их экономками.

– Да, я согласен с вами. Во многих зарубежных романах чуть ли не на каждой странице встретишь это слово.

– Вы любите читать?

– Люблю. Но предпочитаю нашу русскую литературу. Она как-то ближе, – заметил он и мельком взглянул на часы, висевшие на противоположной стене, а затем перевел взгляд на окно, за которым уже сгустились сумерки.

– И кто же вас больше привлекает из русских писателей? – спросила я.

– Достоевский. Федор Михайлович Достоевский. Считаю его одним из самых талантливых.

– Понятно. Но вы, Константин Львович, надеюсь, понимаете, что разговор у нас с вами пойдет не о Федоре Михайловиче, каким бы гениальным он ни был,