Я обернулась. Рита сидела на кровати,абсолютно голая, спустив ноги. Девочка явно крупновата для семи лет, номордашка хорошенькая и волосы красивые – густые, вьющиеся.

– Ну же, – закричалавоспитанница, – давай одевай меня! Или думаешь, я так весь день сидетьстану?

– Это как тебе захочется, – мирноответила я.

– Хватит, – завопиладевчонка, – тащи белье…

– Где у вас дают кофе? – спросила я.

– Тебе на кухне, а мне в столовой, –неожиданно мирно ответила Рита.

– Пойду горяченького хлебну, –сообщила я.

– Что? – изумиласькапризница. – Да как ты смеешь уйти и бросить меня тут голую, ведьзамерзну!

– Залезь под одеяло, – посоветовалая и двинулась к двери.

Рита зарычала от злости и швырнула в меняподушкой. Но довольно тяжелый мешочек, набитый пухом, не долетел до цели ишлепнулся посередине детской. Я аккуратно подобрала спальную принадлежность,походя отметив, что кружевная шелковая наволочка великолепного качества, и ссилой метнула ее назад. Подушка угодила противной девчонке прямо в лоб. Отнеожиданности Рита упала на спину.

Я, благополучно поплутав по коридорам, нашлакухню. У большого стола сидели две женщины и мирно пили чай. Увидев непрошенуюгостью, они насторожились, и я поспешила их успокоить:

– Давайте познакомимся. Люба, новаягувернантка.

– Остается только вампосочувствовать, – вздохнула более пожилая и полная, –присаживайтесь, я – повар, зовут Настей, а это горничная Вера. Хотите чайку?

Я радостно согласилась, и приветливые женщиныначали вводить новенькую в курс дела.

Дом поделен на две половины. Одна принадлежитВанде и Рите, другая – Юле. У женщин разная прислуга. Ванда набрала себе самыхобычных женщин, а Юля – глухонемых.

– Прямо оторопь берет, – делиласьВера, – ходят, как тени, вы не пугайтесь, если встретите, да они, впрочем,сюда не заглядывают, а нас на другую половину охрана не пускает.

– Почему? – изумилась я.

– Из-за коллекции, – серьезнопояснила Настя. – Юлин отец оставил собрание старинных статуэток, бешеныхденег стоит, вот и боятся, что кто-нибудь украдет. Мы ведь приходящие, возьмеми убежим…

– Трудно, наверное, работать в такомдоме…

– И не говорите, – махнула рукойВера, – одно радует – ровно в шесть все по домам расходимся, ни разу незадержали, и зарплата, конечно, потрясающая. За такие деньги на всесогласишься, хотя вот няньки не выдерживают. Рита такой фрукт!

Не успела она договорить фразу, как в кухнювлетела моя подопечная. Девочка все-таки решила не тосковать в одиночестве накровати, а одеться самостоятельно.

– Да как ты посмела, – завизжала онас порога, – тебя наняли, чтоб все мои прихоти исполняла.

– Красивый у вас сад, – обратилась як Насте, проигнорировав вопли.

– Летом вообще чудо, – ответила та.

Обозленная до крайности, Рита подлетела ко мнеи дернула за руку. Чашка с чаем опрокинулась. Я взяла со стола бутылку сминеральной водой, медленно открутила белую пробочку и меланхолично вылилажидкость на темечко малолетней истерички. От неожиданности Рита заорала, аНастя с Верой отвернули довольные лица к окну.

– Сейчас же пойду к Юле и велю, чтобытебя выгнали, – зарыдала мокрая Риточка.

– Сделай милость, только побыстрей, незадерживайся нигде по дороге, – велела я.

Побежавшая было к двери девчонка притормозилаи спросила:

– Ты не боишься?

– Наоборот, только обрадуюсь!

– Интересно знать почему? –осведомилась нахалка.

– Да очень просто, – объяснилая, – мне уже заплатили за три месяца вперед, и, если уйду раньше, тольковыиграю!

Маленькая мерзавка остановилась и, потряхиваямокрыми волосами, протянула:

– Могу простудиться, кофта сырая…

– Пойди переоденься.

– Есть хочу!!!

– Садись к столу, попроси Настю налитьтебе чай.

– Я что, прислуга, на кухне есть? Мнеподают в столовую.

– Прекрасно, отправляйся туда и попросизавтрак.

– Я никогда не прошу, я приказываю, вытут за это деньги получаете.

– Сколько платишь в месяц Насте?

– Не знаю, – слегка растеряласьРита, – мама дает, но много, мы дешевым не пользуемся.

– Значит, мама и будет приказывать, а ты– просить!

– Три ха-ха-ха, – сообщиланегодница, – больно надо, сама возьму…

И она, подскочив к огромному холодильнику,вытащила баночку «Виолы», затем достала батон и сунула мне нож.

– Отрежь!

– Сама режь!

– Не умею.

– Ходи голодная или попросипо-человечески.

– Не пошла бы ты на хрен, – заявиломилое создание и, неумело орудуя тесаком, принялось уродовать белую булку.

Мягкий мякиш проминался, и ломтик никак нехотел отрезаться. Неумеха поднажала, по кухне разнесся дикий вой. Произошлонеизбежное: нож, соскользнув, обрезал палец.

– Ай-ай-ай, – вопила Рита, –ай, как больно…

Я подождала, когда крещендо смолкло, ипопросила:

– Потряси рукой.

– Зачем? – оторопела девочка.

– Сделай милость, потряси!

Рита послушно помахала кистью.

– Ну и что?

– Если палец сейчас отвалится, то плохо,а так – ерунда, зальем йодом и забудем.

– Не хочу йодом, щипать будет, –затопала ногами Рита.

– Не надо, – тут же согласилась я имирно налила себе еще чашечку изумительного чая.

Настя и Вера, затаив дыхание, следили заразворачивающейся баталией.

– И ты не станешь настаивать? –неожиданно мирно спросила Рита.

– Нет, твой палец – тебе и решать,хочешь, чтобы нарывал и гнил, пожалуйста, кто бы спорил, но не я.