– Ничего не понимаю, – вскрикнулМиша.

– А что тут понимать? – удивиласьМаня. – Эклер как эклер!

– Не получается! – вновь воскликнулматематик и сердито отодвинул листок. – Ерунда выходит!

– Вы лучше поужинайте, – вздохнулКеша, – а то опять ночью на Банди наступите.

Я улыбнулась. Вчера профессор так увлекся, чтоне поел. Часа в три ночи на него напал жуткий голод, и он, не зажигая свет,двинулся на кухню, надеясь найти в холодильнике что-нибудь съестное.

Наш пит любит спать как раз на пороге. Ничегоне подозревающий Миша со всего размаху наступил на его тонкий длинный хвост.Бандюша, не ожидавший нападения, заорал дурниной и, как водится, тут жеописался. Математик, испугавшись не меньше, поскользнулся и упал в кухню…Проснувшаяся Зайка побежала вниз и обнаружила в, так сказать, пищеблокекопошащуюся кучу из человеческих ног и собачьих лап, сдобренную «ароматной»жидкостью.

– Вы правы, Кеша, – абсолютносерьезно заметил профессор и потянулся к рыбе.

– Мне кажется, здесь следует применитьиной метод, – раздался робкий голос.

Все уставились на Галю. Женщина впервыезаговорила сама, а не ответила на вопрос. Верещагина держала листок.

– Вот тут, – пробормоталаона, – ошибка именно здесь!

Миша схватил бумажку. Черная и рыжая головысблизились.

Мы с Кешей переглянулись.

– Простите, Галя, – осведомилсясын, – а вы кто по профессии?

– Физик-теоретик, – ответилаженщина, заливаясь краской.

– А ведь верно! – в ажиотажезакричал профессор. – Господи, как я не допер! Кстати, как вас зовут?..

Часов в одиннадцать, уже собираясь лечь вкровать, я заглянула в столовую. На ковре валялись исчерканные бумажки. Миша иГаля, тыча карандашом в очередной листок, ожесточенно спорили. Я, отметив, чтоони абсолютно одинаково крутят волосы, удовлетворенно вздохнула. Ну что ж,знакомство состоялось, подождем развития событий.

На следующий день в районе одиннадцатиподкатила к особняку Рогова и храбро позвонила. Из домофона тут же донеслось:

– Кто?

– Софья Николаевна дома?

– Хозяйка не принимает, – донеслосьиз динамика.

Надо же так выдрессировать прислугу, наша Ирапускает всех без разбору.

– Передайте ей, что приехала стараяподруга.

– Как зовут?

– Люба Гаврюшина.

Посмотрим, как милейшая Сонечка отреагирует нафамилию любовника! Ворота распахнулись, я медленно подкатила к парадному входу.На лестнице стояла молоденькая горничная в костюме и белом фартучке.

В холле маячила худощавая дама летшестидесяти, затянутая в английский костюм. Наверное, шпионка ЭсфирьГригорьевна. Экономка провела меня в гостиную. Соня нервно встала, но не успелаона открыть рот, как я широко развела руки и запищала капризным голосом:

– Сонюшка, душенька, только что из Парижаи сразу к тебе, столько рассказать хочется! Вели прислуге кофе подать!

Софья Николаевна оказалась совсем не глупа,потому что указала на кресло и пропела:

– Садись, дорогая!

Потом повернулась к экономке и приказала:

– Эсфирь Григорьевна, распорядитесь!

Женщина вышла. Мы молча смотрели друг надруга. Так же молча Соня встала и выглянула за дверь, потом поплотнее прикрыластворку и прошептала:

– Кто вы?

– Люба Гаврюшина, близкая родственницаЛени, – усмехнулась я.

Госпожа Рогова дернулась и внимательнооглядела брючный костюм от «Диора» и туфли от «Гуччи».

– Что-то не слишком похоже, –пробормотала она, – хотите денег?

– Своих девать некуда, – утешила яее.

Привыкшая решать все проблемы посредствомкредитной карточки, госпожа Рогова слегка растерялась. За дверью послышалсяшорох. Софья Николаевна моментально заулыбалась и светским голосом произнесла:

– Музей современного искусства простопотрясающ!

– Божественен! – откликнуласья. – Но Сен-Дени более впечатляет!

Другая горничная, тоже молоденькая ихорошенькая, разлила по тонким фарфоровым чашкам ароматный напиток, потомвыжидательно замерла.

– Идите, Марина, – бросила Соня,небрежно взмахивая рукой.

Девушка почтительно поклонилась и испарилась.Да, нам такое и не снилось. Интересно, как достигается подобное поведение.Огромной зарплатой, наверное.

– В Москве такая скука, – капризнопротянула хозяйка, предостерегающе поднося ко рту палец, – сейчас покажуитальянские фото, вот уж где можно отлично развлекаться, так это в Риме!

Она порылась в антикварном секретере ивытащила роскошный альбом, я принялась перелистывать страницы. На колени упаллисток: «Здесь нельзя разговаривать, слуги подслушивают».

– Как мило, – процедила я, быстрокомкая бумажку, – но хотела пригласить тебя в гости. Знаешь, Базиль купилновый дом, маленький, правда, всего одиннадцать комнат, но уютный!

– Чудесно, – воскликнула Соня, и мыпошли в холл.

Эсфирь Григорьевна с деловым видом поправлялацветы в огромной напольной вазе.

– Вернусь к ужину, – бросилахозяйка, набрасывая кожаное пальто, подбитое мехом леопарда.

Мы выскочили на мокрый двор, Соня ринулась к«Мерседесу», я к «Вольво». Через секунду красный автомобиль рванулся к воротами резво покатил по шоссе, я поехала за ним. Немного странная очередность, еслиучесть, что мы ехали в мой «новый» дом. Но, очевидно, Софья Николаевна знала,куда направляться, потому что весьма уверенно кружилась по почти деревенскимулицам и проулкам, пока наконец не притормозила у театрально отделанной в стиле«рашен клюква» избушки. Из дверей выскочил парень, одетый под трактирногополового: синяя сатиновая косоворотка, черные плисовые брюки, белое полотенцеза поясом. К такому костюму полагаются мягкие сапожки из сафьяна, но намальчишке красовались самые обычные черные полуботинки. Зато густые волосы былищедро намаслены и разделялись посередине головы аккуратным пробором.

– Здравствуйте, здравствуйте, –радостно закричал парнишка, – проходите, сделайте милость.