— Марин…

— Чтобы засветиться, недостаточно таланта, нужно уметь найти «покровителя» и заинтересовать его… Заинтересовать!

— Марин, ты ошибаешься насчет меня…

— Ошибаюсь? Ой, я даже слушать этого не хочу, — она бросает трубку.

Не могу поверить… мы вдвоем столько всего пережили, начиная с той самой злосчастной химии. Это самое жуткое и самое дорогое из всех моих воспоминаний, связанных с Маринкой. Как тогда стучало мое сердце, как давил шум в ушах. И вот — мы все перечеркнули одним махом. Маринка никогда не позволяла себе говорить со мной таким тоном, а значит, все это всерьез.

Мне не хочется обдумывать все те гадости, в которых она обвиняет Марка. Мне вообще не хочется думать. Прощай, шанс узнать телефонный номер, прощай все. Здравствуй, мой старый друг — одиночество…

* * *

Куда все уходит?..

Каждый день посвящен поиску любви. Все жаждут и ждут. И даже март, холодный, слякотный, беспощадный, тоже очень хочет быть любимым. Я стараюсь уйти от прежней любви и уже надеюсь на новую. У всего есть начало и конец. Зиму сменяет весна. У всего есть агония. Сегодня капель, снег с дождем, — и у меня философское настроение.

Марк прекрасен, как никогда, словно чувствует мое отдаление и делает все, чтобы меня не потерять. Разумеется, я вновь занимаюсь самообманом, и, конечно, я никогда не скажу ему о том, как он хорош, но сейчас никто не может запретить мне думать об этом. Даже я сама. «Не смею я сказать тебе, кто я», — он смотрит на меня, и моя душа взлетает. Я забываю про Ёжика, про Кирилла, не хочу думать о том, что моя телефонная тайна может быть связана с кем-то из них, — я хочу, чтобы это был он, и только он.

Марк обращается к Джульетте, и я, Юлька, ему верю. Он наклоняется ко мне, говорит, не сводя с меня взгляда, и мне кажется, что вот оно… то самое… его признание, которого я так долго ждала. Руки, такие знакомые и родные, ловко скользят по моему телу. Губы, когда-то чувственные и страстные, находятся совсем близко. Глаза, в прошлом ласковые и бездонные, смотрят с нежностью. Тело, некогда родное и жутко сексуальное, старается прижаться плотнее.

Я и он. И больше никого: ни съемочной группы, ни расстояния, ни тайн, ни преград. Потрясенная, я словно прикована к месту… Но волшебство заканчивается, режиссер говорит «Стоп», и Марк отворачивается от меня.

— Все? — спрашивает он. — Я на сегодня свободен?

Нет смысла в тысячный раз упиваться своим разочарованием, но я делаю это вновь. В последний раз. Теперь точно. Я устала от него. От его красоты, от его приключений, от его эгоизма. Больше не буду жить с оглядкой на него, ловить каждое его движение, твержу я себе. Мне всегда было противно, когда сваливали в одну кучу несовместимое, смешивали чай со скипидаром и потчевали этим коктейлем невинных детишек вроде меня. Но этот коктейль из любви, Марка и собственной наивности я сделала для себя сама. Зачем?

* * *

Снег еще не сошел, но на улице уже моросит мерзкий дождик. В такую погоду хочется как можно быстрее попасть домой, ничего никому не говоря, тихо лечь — и спать, спать. Я спускаюсь вниз по ступенькам: спешу, чтобы добраться до метро, не промокнув. Однако уже через пару шагов понимаю — жизнь дороже, и замедляю ход. Покрытые тонким слоем льда ступеньки коварны, поэтому я все равно падаю.

Несколько минут сижу на ступеньках, приходя в себя. Дождик не утихает, покрывая мелкими каплями мое лицо…

— Не надо, не делай этого! — слышу я женский крик.

Вдруг хлопает дверь припаркованного неподалеку автомобиля. Передо мной появляются две фигуры, мужчина и женщина, я еще не вижу их лиц, но уже понимаю — это Марк и Ирина.

— Это уже не смешно, — говорит он.

Я столбенею, потому что узнаю этот голос. Меня словно током ударило — все-таки Марк! И как я раньше этого не поняла? Никогда еще не чувствовала себя такой глупой. Как можно было так долго не видеть — это мог быть он, только он. Я задыхаюсь от эмоций и злюсь на себя за то, что до сих пор всячески увиливала от правильного ответа. Дура. О чем я только думала? Так, мне нужно прийти в себя.

Нет, мне не больно, это странное чувство, когда сбывается то, о чем так долго боишься мечтать, не похоже на боль. Я хочу вспомнить все: каждый его жест, каждое слово, каждый поступок… Как улыбался, унижал, как убивал и возрождал, как проводил тогда, после моего срыва в клубе, до дома. Так вот зачем он тогда позвонил — волновался. Почему все так сложно? Зачем? У меня тысячи вопросов. Но мозг вовремя дает мне передышку, отгоняя все мысли…

— Не надо! Пожалуйста, не надо, — кричит Ирина вслед уходящему Марку.

Эти слова на него действуют — сначала он замедляет ход, потом разворачивается и возвращается к ней. Обнимает, что-то шепчет. Я не слышу слов, но по ее фигуре, напряженной даже в его объятиях, мне понятно: того, что она ждет, он не произносит.

— Я все прощу, все забуду, — говорит она с наигранной улыбкой. — Только не делай этого…

Еще накануне она казалась мне такой гордой и неприступной. И вот теперь эта всегда спокойная, высокомерная дама смотрит на Марка откровенным, молящим взглядом и упрекает его в равнодушии и жестокости, притворяясь, будто шутит. Ее волосы растрепаны, черты лица заострились. Выглядит она неважно. Мне вдруг становится до жути неприятно смотреть на эту сцену. Не имеет значения, что стало причиной столь бурного выяснения отношений, но Марк как мужчина выглядит отвратительно…

Наконец я решаюсь подняться со ступенек. Они оборачиваются на шум и, едва взглянув в мою сторону, садятся в машину и уезжают. Я остаюсь стоять под дождем. Узнали ли они меня?

Еще немного поплакать и пожалеть тебя? — спрашивает мое сердце. И что-то, похожее и на снег, и на дождь, больно бьет мне в лицо. Я все еще во что-то верю, я люблю, я дышу. Стою на крыльце огромного здания в центре города. Одна. И не знаю, как жить. Люди, как жить?.. рядом нет никого.

* * *

— Ты готова?

Он звонит, когда я вымыла всю посуду, посетила все свои страницы в социальных сетях, изучила в тысячный раз его фотографии, выпила чай, а потом еще пару раз — кофе.

— Готова.

Я наливаю себе очередную порцию удовольствия, теперь уже в виде какао, делаю глоток и ставлю чашку на стол. Тишина. В этом молчании в трубке есть что-то романтическое, от чего я испытываю волнение и краснею. Хорошо, что он не видит меня. Сейчас, когда озарение, наконец, снизошло на меня, мне все еще нелегко представить его красивое лицо в такие моменты. Марк, неужели все-таки Марк?.. трудно это осознать…

Он все еще молчит. Я не устаю ждать, ведь терпение — мой козырь.