Всего доброго,

Эмили.

Ответа до сих пор не было.

А обычно он всегда отвечал…

Я волновалась. День ото дня все больше. Не только потому, что на этой неделе мы почти не общались, но еще и потому, что мне не давали покоя угрызения совести. Казалось бы, мы не давали друг другу никаких обещаний и даже ни разу не встречались в реальной жизни – но я чувствовала, что виновата перед ним, скрывая правду. Я вела себя нечестно. Я должна была сказать ему, что влюбилась. Я должна была сказать ему, что влюбилась в Элиаса.

Но как это сделать, если Лука не подает признаков жизни? Послать еще одно письмо? Он и на предыдущее-то не ответил. Я не хотела действовать ему на нервы. Если он действительно совсем закрутился, как следовало из его писем, время явно неподходящее. Новость, что я отдала свое сердце другому, не следует сообщать между делом. Для этого требуется спокойная обстановка.

Испытывая противоречивые чувства, я снова захлопнула ноутбук и решила подождать еще пару дней. А там посмотрим. При необходимости я еще раз попытаюсь с ним связаться.

И тут передо мной возникла новая проблема: до прихода Элиаса осталось всего сорок пять минут.

Я бросилась к шкафу и распахнула дверцы. Честно говоря, я не любительница долго выбирать наряды, и, порывшись в шкафу минут десять, я решила, что сегодня не время менять привычки. Зачем? Элиас знает мою манеру одеваться. И никогда ее не критиковал. Чем дольше я об этом думала, тем очевиднее мне становилось, что он вообще никогда меня не критиковал. Ни за вспыльчивость, ни за механизмы самозащиты (со всеми вытекающими последствиями), ни за отказы, ни за тотальное недоверие к окружающим – ни разу в жизни он ни за что меня не упрекнул. Элиас принимал меня такой, какая я есть.

Я невольно заулыбалась. С улыбкой я достала из шкафа темно-синие джинсы и мышино-серый свитер с воротником-стойкой, мягкий, как кашемир. Мой любимый свитер. То что нужно для не слишком холодного ноябрьского вечера.

И джинсы, и свитер я взяла с собой в ванную, залезла под душ, а потом переоделась. Волосы оставила распущенными.

Вернувшись в комнату, я плюхнулась на кровать. Огляделась и снова вскочила. Рванулась налево, направо – и снова села. Бросила взгляд на часы. Еще пятнадцать минут. Я опять вскочила. Что еще может мне сегодня понадобиться? Да вроде ничего. Я опять села на кровать. Точно ничего?

Так продолжалось битых десять минут. Ладони у меня взмокли, и сколько я ни вытирала их о джинсы, высыхать они не хотели. Посмотрев на ноги (я как раз тревожно потерла одной ногой другую), я вдруг сообразила, что не обута. Я вскочила в тридцатый раз. И как раз в тот момент, когда я стояла под дверью и надевала кроссовки, в нее постучали.

У меня замерло сердце.

Понадобилось сделать несколько глубоких вздохов, прежде чем я оказалась в состоянии повернуть ручку. На пороге стоял Элиас. Стоял, привалившись к косяку и улыбаясь уголком рта. Глаза его сияли.

– Здравствуй, солнышко, – сказал он.

Я откашлялась.

– Здравствуй.

Тишина.

– Я хотела вернуть тебе толстовку, – пролепетала я. – Но постирать не успела. Времени было мало и…

Элиас перебил меня:

– Сделай одолжение, Эмили.

– Какое?

– Оставь толстовку себе.

– Ос… оставить себе?

– Да, мне будет очень приятно, – отозвался он.

– Я с радостью – но почему ты хочешь подарить ее мне?

Элиас пожал плечами.

– Мне хочется, чтобы у тебя было что-то от меня. К тому же она идет тебе гораздо больше, чем мне.

Сперва я изумилась, потом начала робко улыбаться, а потом скрестила руки на груди и прислонилась к стене.

– Только поэтому? – весело спросила я. – А почему мне кажется, что тебе просто нравится эта идея: я расхаживаю на людях с надписью «Элиас 01» на спине?

Он почесал в затылке и усмехнулся.

– Ну что за ерунда приходит тебе в голову…

Я засмеялась.

– Совершенно абсурдный ход мыслей, да?

– Абсурднее некуда. Правдой тут и не пахнет.

– Ну, раз так, – подытожила я, – тогда я с радостью оставлю толстовку себе. Спасибо.

– Да нет, тебе спасибо, – ответил он. – Большое.

Снова воцарилась тишина. Я теребила рукава свитера.

– Ну что, поехали? – наконец спросил Элиас.

Кивнув, я сунула в карман телефон и ключи; Элиас сделал шаг в сторону, уступая дорогу. Я вышла в коридор, и вместе мы двинулись на улицу.

Уже стемнело, но дни стояли мягкие, совсем не холодные, несмотря на время года. Мы пересекли большой двор, не обменявшись ни словом. Как непривычно находиться рядом с Элиасом и молчать. Я не знала, считать его сдержанность хорошим знаком или плохим. Я и так нервничала, а молчание заставляло меня волноваться еще больше.

Вскоре мы добрались до его машины, и я в ожидании остановилась у правой передней двери. Но Элиас остался на тротуаре, глядя вдоль улицы, ведущей к парку.

– Может, пойдем пешком? – предложил он.

Я наморщила лоб. Не то чтобы я против пешей ходьбы, вовсе нет, но…

– С каких это пор ты ходишь пешком, хотя можешь поехать на «Мустанге»? – осведомилась я.

Он пожал плечами.

– Да ведь здесь недалеко. К тому же пешком удобнее разговаривать, чем в машине. Но если ты непременно хочешь, мы, конечно, можем…

– Нет-нет, – перебила я. – Пойти пешком – хорошая идея.

Он улыбнулся, сунул руки в карманы штанов и подождал, пока я поравняюсь с ним. Я зашагала рядом, скрестив руки и соблюдая некоторую дистанцию.

– Что за кавер-группа, кстати? – поинтересовалась я через несколько метров.

– Если честно, понятия не имею.

– Откуда же ты узнал об их концерте?

– Повсюду развешаны афиши. В них, кстати, говорилось что-то про десятилетний юбилей, – ответил он.

Я пнула камушек, попавшийся под ноги.

– А какую музыку они играют?

– Если верить афишам, рок. Больше, увы, ничего не знаю. Так что, боюсь, могут быть сюрпризы.

– Но рок – это звучит хорошо.

– Я тоже так думаю. Кстати, о музыке. – Он посмотрел на меня. – Значит, диск тебе понравился?

Я потупилась и улыбнулась.

– Да, можно так сказать.

– Я боялся, что тебе это покажется… ну, пошлым или вроде того.

– Пошлым? – переспросила я. – Вовсе нет! С чего ты взял?

– Да просто подумалось…

– Честно говоря, он произвел на меня большое впечатление и даже несколько удивил, – сказала я.