class="stanza">

На первом круге он купил

Ей чулки с шитьем золотым.

Вернуться домой ее просил

И не бежать за ним — милый мой! —

И не бежать за ним.

«Любовь за любовь, прошу тебя,

Любовь за любовью вслед.

Ведь я все еще люблю тебя,

А ты меня больше — нет, милый мой,

А ты меня больше — нет».

Подвенечное платье он ей купил,

Когда сделали круг второй.

Вернуться домой ее просил:

«Не беги же за мной, любовь моя,

Не беги же больше за мной!»

На третьем круге он купил

Брошь и перстень золотой

И слезы вытереть просил:

«Ты поедешь со мной, любовь моя,

Ты поедешь теперь со мной!»

Утешенье всем безутешным есть,

И хватает меду пчеле.

Утешенье всем безутешным есть,

Для меня ж ты один на земле, милый мой,

Для меня ж ты один на земле.

ТРУБАЧ ИЗ ФАЙВИ{51}

В Файви{52} белый цветок у ворот

Расцветает в летнее время,

Красивый, крупный — все его

Зовут в честь Эндрю Лэмми.

Цветок бы это мне на грудь

С его лепестками всеми:

Ласкала б его, целовала б его,

Как славного Эндрю Лэмми.

Впервые встретились в лесу

Мы в утреннее время.

Пять тысяч раз поцеловал

Мне губы, щеки, темя.

Был мой единственный ответ:

«Ах, ты, мой Эндрю Лэмми!»

«Мне надо ехать в Эдинбург,

Тебе побыть одной».

Вздохнула я, всплакнула я:

«Ах, если б мне с тобой!»

«Тебе я верность сохраню,

Иль не Эндрю Лэмми зовусь.

Не поцелую никого,

Пока к тебе не вернусь».

«И буду я тебе верна,

Не будь я маленькая дочка,

Не поцелую никого,

Пока не вернешься — и точка».

Вот воротился в Файви он,

Всем сердцем неизменен,

И хочет он просить руки

Дочки мельника, милой Энни.

«В Эдинбурге была у меня любовь,

И еще любовь была в Лейте{53},

И в Монтрозе{54} была у меня любовь,

И еще любовь в Далкейте{55}.

И на запад я ехал иль на восток,

А любовь у меня одна.

И на запад я ехал иль на восток, —

Все в Файви живет она.

Всем сердцем я ее люблю,

И нет нигде подобной,

Ее пером не описать

Ни вкратце, ни подробно».

Упрямый мельник не хотел

За Эндрю выдать Энни:

Пять тысяч марок у нее,

А у него — ни пенни.

Любовь не шутит, а душу крутит

И ставит на колени.

«Я за тебя теперь умру.

Прощай, прощай же, Энни!»

С кровати мать ее встает

И будит двух служанок:

«Ах, дочь, привиделись тебе

Кошмары спозаранок!

Кто, Энни, твой тревожить сон

Посмел в такое время?»

И с губ едва звучат слова:

«Ах, ты, мой Эндрю Лэмми».

Ее жестоко бил отец,

И мать жестоко била,

И сестры стали презирать,

А брат! Что с братом было!

Ее жестоко брат избил,

Нисколько не жалея:

«За Эндрю Лэмми — по спине,

В бок, по рукам, по шее!»

«Не стыдно ль, братец дорогой, —

Она увещевает, —

Лэрд Файви ездит тут кругом,

Зайдет — и все узнает.

И приласкает он меня,

И поцелует в темя,

А я скажу, что ты меня

Побил за Эндрю Лэмми».

А сестры встали у дверей,

Теперь ее жалея:

«Мычит коровушка твоя,

Иди, сестра, скорее!»

«Не стыдно ль, сестры, так жалеть —

И осуждать сурово?

Пусть лучше позовет труба,

Чем в Файви все коровы!

Любовь не шутит и душу крутит,

Любовь — такое бремя!

Я погибаю за любовь,

Умру за Эндрю Лэмми».

Тут в замок мельник шлет письмо,

Признавшись перед всеми,

Что дочь его околдовал

Трубач их — Эндрю Лэмми.

«Что ж, мельник, думаю, пора

Тебе согласье дать бы!»

«Я ни за что не соглашусь

На этакую свадьбу».

Лэрд Файви, прочитав письмо,

Поведал с грустью вскоре,

Что Энни, мельникова дочь,

Скончалась в страшном горе.

На крышу башни Эндрю встал —

Пусть слышат повсеместно, —

Разнесся звук его трубы

По всем лугам окрестным.

«Бывало, до утра гулял —

И не брала усталость.

А нынче, раз любимой нет,

Что в жизни мне осталось?

Любовь не шутит и душу крутит,

И ставит на колени.

Я умираю за любовь:

К тебе иду я, Энни!»

ДЖОННИ ШОТЛАНДЕЦ{56}

Поехал Джонни в Англию,

Там королю служил.

Поехал Джонни в Англию,

Там знаменосцем был.

Недолго был он в Англии,

И не хотел он зла,

Но вскоре дочка короля

От Джонни понесла.

Кухарки, слуги, кучера,

Придворные и знать

Сначала шепотком, потом

Вслух начали болтать.

Так слух дошел до короля,

Услышать новость смог,

Что дочь вот-вот рожать начнет,

Отец — шотландец Джок.

«Ну, если так, — сказал король, —

А верю я всему,

Сгною в неволе дочь мою,

Пускай