на высокое ораторское мастерство и политическое доверие, которым Керенский пользовался среди солдат как единственный в правительстве министр-социалист, он оказывал на войска лишь ограниченное воздействие и не сумел побудить их к каким-либо последовательным действиям. Его патриотические речи и страстные призывы были способны вызвать лишь временные вспышки патриотического рвения. Подобный энтузиазм редко длился дольше, чем краткие визиты Керенского на фронт, и сразу сходил на нет, стоило противнику возобновить огонь. Стремление к миру оказывалось сильнее, чем любые попытки побудить армию к действиям, и войска не удавалось достаточно мотивировать для участия в длительных боевых операциях [Сенин 1995:195].

Когда стало очевидно, что эти усилия не достигают сколько-нибудь продолжительного успеха, а с приближением времени наступления проблема приобретает срочный характер, власти стали прибегать к более нетрадиционным методам для достижения цели. Весной были созданы особые ударные части, состоявшие из самых стойких и энергичных офицеров и солдат-фронтовиков, которые должны начать наступление и увлечь за собой остальных. Генерал А. А. Брусилов, командующий Юго-Западным фронтом, успешно применял ударные части для прорыва неприятельских позиций во время наступления 1916 года. Поэтому он считал, что они вполне могли бы сыграть ключевую роль в новом наступлении и подать пример героизма другим солдатам, не решавшимся вступить в бой. В середине мая Брусилов также предложил сформировать «революционные» части, в том числе особые «ударные» подразделения и «батальоны смерти», из добровольцев, набранных в тылу. Эту идею ему подсказала инициативная группа связанных с левыми эсерами солдат и матросов, убежденных, что подразделения, состоящие из самых идейных и патриотично настроенных добровольцев, набранных как в тылу, так и на фронте, сумеют эффективно «подать пример и продемонстрировать колеблющимся войскам истинное значение долга [Разложение армии в 1917 году 1925: 64–65].

Эти подразделения предполагалось формировать из офицеров и солдат технических, вспомогательных, резервных и других частей, расположенных в тылу, а также из воспитанников военных училищ и академий. В эти добровольческие части принимались и гражданские лица. Фактически набор в революционные части производился из самых различных слоев населения, включая студентов, рабочих, представителей интеллигенции и всех российских граждан, еще не призванных на воинскую службу или не подлежавших мобилизации [Там же: 73].

Карта русского фронта летом 1917

Для координации этой деятельности весной 1917 года под руководством эсера капитана М. А. Муравьева был создан Всероссийский центральный комитет по организации Добровольческой революционной армии [Там же: 71]. Эта организация имела также около семидесяти областных комитетов и отделов по призыву добровольцев в революционные подразделения. Центральный комитет получал из казны средства на агитацию для привлечения добровольцев [Там же: 75–76].

Создание революционных подразделений, особенно ударных батальонов и «батальонов смерти», получило широкую поддержку в тылу, поскольку многие считали, что подобные формирования способны сообщить необходимый импульс, чтобы восстановить боевой дух армии. Но в военных кругах эти подразделения оценивали более скептически. Некоторые представители российского военного руководства полагали, что создание добровольческих подразделений в тылу нецелесообразно. Главнокомандующий М. В. Алексеев и другие высказывали беспокойство, что перевод в эти части военнослужащих из других подразделений ослабит последние и снизит их эффективность. Алексеев также не хотел перенаправлять на создание новых частей ресурсы, жизненно необходимые существующим подразделениям. Еще большее неприятие вызывало у него привлечение гражданских лиц, поскольку он считал их ненадежными в военном и политическом отношении и неготовыми к фронтовой службе [Там же: 65]. Даже использование ударных частей, сформированных из солдат-фронтовиков, встречало противодействие.

Среди солдат на фронте эти подразделения также вызвали достаточно негативную реакцию. Писатель В. Б. Шкловский, служивший во время войны в броневом дивизионе, вспоминал о всеобщем неприятии, которое они встречали в войсках. Указывая на стойкий социальный антагонизм, существовавший в армии, он заявлял, что ударные части

дробили армию и вызвали в чутко-недоверчивом солдате опасения, что создаются в прежде единой армии какие-то особенные части с полицейскими обязанностями. Лояльнейшие комитетчики были против ударников. Ударники раздражали, про них рассказывали, что они получают какое-то большое жалование и живут на привилегированном положении [Шкловский 1923: 43].

Шкловский считал, что подобные подразделения приносили только вред, «потому что для создания их обычно отрывались из полка люди с подъемом и энтузиазмом, люди сравнительно высокой интеллигентности», которые, по его мнению, были больше нужны там, где служили раньше [Там же].

Несмотря на свои опасения, Алексеев позволил Брусилову опробовать эти подразделения на фронте [Разложение армии в 1917 году 1925: 68–69]. Военный министр Керенский дал добро на их использование в предстоящем наступлении, и когда Брусилов был назначен верховным главнокомандующим, он приказал создавать подобные части по всей армии [Wildman 1980: 79]. Революционные добровольческие и ударные подразделения должны были представлять собой отдельные батальоны, где от солдат требовалось строго соблюдать дисциплину, хорошо владеть «штурмовой тактикой, беспрекословно подчиняться начальству и сражаться насмерть» [Разложение армии в 1917 году 1925:68–69]. Также им запрещалось употреблять алкоголь на службе [Там же]. Эти подразделения создавались «для поднятия революционного наступательного духа армии», а использовать их предполагалось на главнейших участках фронта, где они «своим боевым порывом могли бы увлечь за собой колеблющихся» [Там же: 79]. Они носили особые отличительные знаки: черно-красные шевроны на рукавах и кокарды с черепом и скрещенными костями, что символизировало преданность революции и готовность умереть за Родину. Весь личный состав революционных батальонов приносил клятву безропотно повиноваться офицерам, соблюдать строжайшую дисциплину и насмерть сражаться за свободу России. Этих добровольцев следовало отправить на фронт по возможности быстрее для максимальной эффективности во время наступления.

Некоторым из новых революционных частей было присвоено название «батальоны смерти», указывающее, что они несут гибель врагу и сами готовы сражаться, не щадя жизни. Добровольцы давали присягу «не сдаваться в плен врагу живым», «не иметь никаких братаний с врагом» и «никогда не падать духом – верить, что моя смерть за Родину и за свободу России есть счастие и оправдание моей присяги» [Там же: 69]. Существовавшие к тому моменту подразделения также получали наименование «частей смерти», если они также давали клятву сражаться до последней капли крови и первыми вступать в битву. В целом за лето и осень 1917 года было создано примерно сто таких подразделений [Stockdale 2004: 92].

Гражданское население, особенно либерально-демократические представители образованной верхушки, также стремились содействовать возрождению армии и пополнению ее преданными революционными участниками. Появился ряд полувоенных добровольческих организаций, созданных с целью повышения боевого духа армии. Подобные организации должны были обеспечивать кадры для войск, а также вести пропагандистскую работу и поднимать боевой дух солдат на фронте. Для ведения пропаганды в формирующейся добровольческой армии был основан