к девочке. Забытые прибывали. Они следили за попытками птицы, переглядывались и кивали. Они словно забыли о своём бесцельном шатании в бездне и теперь поддерживали птицу в её стремлении вырваться.

– Ты уверена, что поступаешь правильно? – позвал Машу Егор.

– Представь, – ответила Маша, не оборачиваясь, – бесконечно ходить туда-сюда, не в силах выбраться, не видя ничего, кроме темноты. Они забытые не потому, что их не помнят, а потому, что они сами не помнят себя!

– А если она злая?

– Нет, я чувствую! Я больше не хочу бояться! Даже если она и была когда-то злой, я хочу, чтобы она стала доброй сейчас. Я верю, что это наша птица удачи!

Маша от всей души надеялась, что птица принесёт им удачу. В сказках животные помогали Ивану-царевичу, Емеле или Василисе Премудрой. Коровы и щуки, коты и коньки-горбунки, лягушки, собаки, пчёлы. Даже медведи и волки приходили на помощь. Маша пыталась вспомнить птиц среди сказочных помощников: «Утка была, кажется, сорока ещё, мудрый орёл и жар-птица!» Память подсказывала, что жар-птица чаще клевала золотые яблоки, чем помогала герою, но Маша не слушала. Она повторяла про себя: «Пусть птица сядет на мост! Пусть у меня всё получится!»

Запястье обожгло огнём, змеиный браслет Ночной Матери зашевелился. Змейки испугались приближающегося крылатого создания. Маша обрадовалась, она точно всё делала правильно. «Такая красивая, такая сильная, она обязательно мне поможет!»

– Ну же, ещё разок, – подбодрила Маша птицу, которая почти прорвалась к ней. Раздался оглушительный, победный клёкот, мост вздрогнул, из пропасти послышался рокот одобрения. Фигуры утонули в сумерках, вокруг стихло. Птица села на мост на расстоянии вытянутой руки от Маши.

– Ничего себе, – не сдержалась девочка, – всем птицам птица!

Птица склонила голову, как обычный дворовый голубь, но глаза у этого голубя были цвета морской волны. Они покрывались тонкой серебристой плёнкой, как пеной, так птица моргала. То становились мутно-зелёными, неживыми, то очищались и обращались в бездонные пропасти, как та, из которой птица выбралась. От крыльев исходило тепло, Маша обняла жаркую шею птицы.

– Здравствуй, девочка, – птица приняла ласку Маши, обняла крыльями в ответ, – я Нагай-птица, мать крылатых созданий. За то, что ты освободила меня, я выполню любую твою просьбу!

Егор не понимал, что творилось у него в душе. Он метался между смелостью, напоминающей ему полёт Нагай-птицы, и отчаянием, парализующим ноги. Между радостью оттого, что каждое новое преодолённое препятствие приближало его свободу, и страхом перед ведьмой, которая всё равно одержит над ним верх. Между восхищением Машиной верой и удивлением от её наивности. Пока Маша обнималась с четырёхлапой Нагай-птицей, к сердцу Егора подбирался шёпот желтоглазых. «Она нашла себе очередного друга. Легко она разбрасывается близкими людьми: отдала родного брата, Платона отдала и тебя отдаст крылатому монстру». Шепотки поднимались из солнечного сплетения, вызывая боль под рёбрами. Егор превращался в пещеру, набитую желтоглазыми, с их ехидным лязганьем зубами. «Знаешь ли ты, чем питается Нагай-птица?» – допытывались они. Егор замотал головой, чтобы прогнать навязчивые вопросы, но желтоглазые не сдавались: «Мы подскажем тебе. Мясом! Она питается мясом и не прочь попробовать крольчатины!»

– Глупости! – Егор обхватил себя за плечи. Маша и птица подняли головы.

– Мне мама читала сказку про молодильные яблоки и живую воду. – Маша излучала восторг. – Там Нагай-птица помогла Ивану-царевичу выбраться из ямы.

– А я этой сказки не помню, – напрягся Егор. «Я вообще не помню, читала ли мне сказки мама. Наверное, читала. Ведьма много рассказывала, но её сказки заканчивались одинаково…» – подумал он и наконец подошёл к Нагай-птице.

Морские глаза смотрели с любопытством. Изредка птица испускала тихий клёкот. Когда открывала клюв, то сперва издавала короткую трель:

– За время жизни человека рождается цветок, дерево и птица, олицетворяющие его счастливую судьбу. Видела ли ты цветок и дерево, к которым подойти стремилась?

– В лесу было дерево, ель, мы прятались под ним от дождя, – ответила Маша, – а на холмах, среди фиолетовых цветов был один красный.

– Дерево помогло тебе. Если бы сорвала цветок, то и на холмах сумела бы избежать бед. Ну да ничего… я твоя птица, девочка. А для кого-то, – птица обратилась к Егору, – рождается другой человек. Удивительно, что вы двое встретили свою судьбу на Перепутье. Человеческие дети так близко к Истоку! Чудно!

– Нам как раз к Истоку и нужно. Ты донесёшь нас туда?

Егор зажал себе рот, искренне жалея, что не может остановить поток Машиной радости. Птица ответила ласково:

– Крылья мои наотдыхались вволю. Расправлю, проснутся ветра, забурлят моря и океаны, поднимутся волны до самого неба. Закричу над бурей, острова под воду уйдут. Любые расстояния преодолею, само время обгоню.

От этих слов птицы у Маши разгорелись глаза, она тихонько шептала Егору:

– Ура, ура.

– Но до Истока каждый сам идти должен, – договорила птица, и плечи Маши поникли.

– Ты же сказала, что любое желание исполнишь?

«Всегда так, – зашевелились в Егоре желтоглазые, – наобещает с три короба, а когда до дела дойдёт, бегом на попятную. Птице вы на один клевок. Тюк, и всё тут!»

– То не моя воля, – объясняла птица Маше. – Исток охраняет Страж. Впускает лишь тех, кто Истоком призван. Твоя судьба – дойти до трёх рек, я лишь могу обещать удачу.

– Ничего, Маш, – произнёс Егор, – мы сами. До Истока дойдём и с ведьмой справимся.

– Не печалься, дитя, – попросила птица, – ты дошла столь далеко, смогла освободить меня от векового заточения. Такое горячее сердце и воды Истока обернёт вспять.

– Горячее сердце, – повторила Маша.

Отказ огорчил её. Но Нагай-птица изо всех сил старалась помочь хотя бы советом. Маша уже получала подсказки от Лодочника, от Вирь-авы, от Хранителя. Лодочник сказал, что в пути ей помогут горячее сердце, верная дружба и настоящая любовь. Выходило, что горячее сердце у самой Маши. А верная дружба? Егор, превозмогая страх перед птицей и головокружительной высотой моста, стоял рядом и обещал, что они справятся. Вот же верная дружба. И самая настоящая любовь вела Машу через тёмный мир Перепутья.

От этой идеи Маша приободрилась.

– Я всё равно рада, что встретила тебя, – обратилась она к птице.

– У меня есть ещё одно напутствие, – птица прищурила ясные глаза, – избавься от своего браслета. Чувствую силу, исходящую от него. Руку жжёт, тянет, зовёт да во тьму ведёт.

– Я пыталась его снять! – пожаловалась Маша. – Он сжимается, иногда так больно.

– Погоди-ка, – каркнула птица, встрепенулась и резко клюнула браслет. Раздался низкий гул, птица отскочила, громко проклекотав.

От быстрого движения у Маши подкосились ноги, Егор успел подхватить её.

– Ты же ей так руку склюёшь! – закричал он на Нагай-птицу.

– Не пришло время, значит, снимать, – растерянно проговорила та, – что ж… Ты, мальчик, не кричи да и прости меня, тебе я тоже помочь не в силах. Твою печать сломать суждено лишь тебе самому.

– Не понимаю, о чём ты, – зло проговорил Егор. – Маш, ты в порядке?

Маша сидела на каменной плите с закрытыми глазами. Возгласы Егора и ответы Нагай-птицы звучали глухо. Девочка полностью погрузилась в видение, обрушившееся на неё, когда Нагай-птица ударила клювом о браслет. Змейки вонзили острые зубки в запястье. Видение проникло в Машу ядом. Она увидела ведьму, та прогуливалась по знакомым улицам с гордо поднятым подбородком и горящими глазами. Перед ней расступались люди и загадочные существа, все они жили бок о бок, одни не подозревали о других, вторые таились в тенях и полумраке. За ведьмой расплывалась граница, откуда выходили, выползали и вылетали призрачные силуэты. Ведьма вела за собой обитателей Перепутья. Нагай-птица обещала Маше удачу, но змеи показывали иное: ведьма повернулась к девочке, и всё вокруг завертелось юлой, смешалось и поплыло обманчивым маревом. Маша смотрела на собственное лицо. Она и была ведьмой Перепутья!

– Нам скорее нужно к Истоку! – Маша вскочила на ноги.

– Я провожу вас до Стража, – тут же ответила Нагай-птица, – меньшее, что я могу сделать.

Исполины больше не выныривали из сумеречной глубины. Крылья Нагай-птицы звенели, Егор топал и фыркал, Маша шла, понурив голову. Когда они наконец преодолели мост, Маша обернулась. Над пропастью разливалось сияние, такое же Маша приняла за северное, когда автобус проходил через границу. Сумерки скрывали очередной бескрайний мир. Перепутье хранило множество ловушек.

Мост забытых вывел детей к двум скалам со смыкающимися верхушками. Они походили на ворота, утёсы формировали арку, за которой детей, как всегда, ждала