то мусульманам зачастую приходилось проделывать долгий и опасный путь для выполнения своего религиозного долга Таким образом, уже с первых десятилетий своего существования арабо-мусульманское общество было приучено к мысли о достойности странствий. Выше мы говорили, что на средневековом Ближнем Востоке, в отличие от Европы, торговая жизнь никогда не замирала, а натуральное хозяйство никогда не занимало господствующего положения. Поэтому одной из самых достойных профессий считалась профессия купца. Купцы же, как известно, вынуждены совершать отдаленные поездки с торговыми целями. Арабо-мусульманские торговцы нередко сочетали заботу о пополнении своего кошелька с заботой о спасении души — их поездки в отдаленные страны с торговыми целями часто сопровождались миссионерской деятельностью по распространению мусульманского вероучения. Именно в результате торговых контактов ислам проник на территорию современных Индонезии и Малайзии, а также в Восточную Африку.

Путешествовали также многие арабо-мусульманские ученые-географы — предшественники и современники Масуди, такие, как Йакуби, Истахри, Макдиси, Ибн Хаукал и другие. Следовательно, сам по себе факт длительных странствий не был чем-то удивительным и странным в среде арабо-мусульманских ученых.

Что касается путешествий Масуди, то они, по всей видимости, не имели связи с какой-либо официальной миссией, торговыми интересами или задачами религиозного характера. Мотивы, побуждавшие ученого покидать насиженные места и идти навстречу многим неудобствам и опасностям, носили благороднейший характер — Масуди стремился к познанию мира, его чудес и закономерностей, он не без основания полагал, что сумеет значительно расширить представления своих современников об Ойкумене, о жизни многих народов. Правда, австралийский исследователь наследия Масуди М.Х. Шбул Ахмад считает, что Масуди, возможно, стал участником какого-либо коммерческого предприятия, чтобы найти средства для поездки в Иран и Индию. Автору же это представляется маловероятным. Скорее, Масуди был выходцем из знатной и обеспеченной семьи, поэтому он, видимо, обладал достаточными средствами, чтобы разъезжать по разным странам.

В какой-то форме Масуди фиксировал свои путевые впечатления, однако в его сочинения эти записи не вошли — дело в том, что в то время личностное начало было еще достаточно слабо развито в арабо-мусульманской культуре, поэтому сами по себе впечатления какого-либо человека от его поездок никого не интересовали Однако, трактуя тот или иной географический или исторический вопрос в своих сочинениях, Масуди часто сообщает о том, что он видел или слышал в дальних краях.

По Ирану

В 915 г. Масуди, которому в то время было около двадцати лет, покинул Багдад с одним из купеческих караванов и двинулся на восток, направляясь в Иран, где издавна, задолго до арабо-мусульманского завоевания, существовала высокоразвитая культура. Чем же было вызвано то, что юный ученый и путешественник решил направиться именно в эту страну? Дело в том, что после установления в Халифате в середине VIII в. власти Аббасидов, многие сторонники которых были по происхождению иранцами, значение древних иранских культурных и политических традиций значительно возросло. Халифат стал рассматриваться как возрожденная Сасанидская монархия, а халиф — как преемник шахиншаха. Дело дошло до того, что халиф Мансур даже ввел при своем дворе ношение одежд персидского покроя. Иранское влияние в арабо-мусульманском государстве еще больше возросло после победы сына халифа Харуна ар-Рашида Мамуна над своим братом Амином (809—813). Ведь, будучи первоначально наместником одной из крупнейших иранских областей — Хорасана, Мамун опирался на иранскую знать. К тому же в Багдаде проживало много иранцев, которые занимались ремеслом и торговлей. Безусловно, культурное наследие Ирана интересовало многих образованных людей арабо-мусульманского мира. И Масуди тоже хотелось воочию увидеть развалины величественных дворцов и храмов с непонятными письменами, побеседовать с последователями гонимой при исламе древней религии иранцев — зороастризма, который в начале X в. продолжал играть заметную роль, несмотря на то что мусульманство получило уже значительное распространение среди жителей Ирана.

На следующий день после отъезда из Багдада караван, с которым следовал Масуди, поравнялся с развалинами столицы сасанидских шахов — Ктесифона. Величие его так поражало арабов, иногда еще в доисламское время приезжавших в Ирак из пустынь Аравийского полуострова, что они дали Ктесифону свое название — Мадаин, что по-арабски означает «города»: сасанидская столица казалась кочевникам не одним городом, а многими, сросшимися воедино. Мадаин-Ктесифон имел древнюю историю. В эллинистическое время здесь располагалась Селевкия, столица одного из образовавшихся на развалинах империи Александра Македонского царств. Античные стены этого города мог видеть и Масуди. Безусловно, посетил он также и памятник мусульманского времени — мавзолеи одного из видных сподвижников основателя ислама Салмана ал-Фариси, который по происхождению был иранцем. Когда к Медине, где жил Мухаммад и его последователи-мусульмане, подошло войско жителей Мекки, которые в то время еще сохраняли языческие верования, и ополчение союзных им бедуинских племен, Салман ал-Фариси посоветовал мусульманскому пророку вырыть перед осажденным городом ров — рвы широко применялись во время оборонительных боев сасанидскими войсками. Язычники попытались  форсировать ров, но были отражены, потеряв много людей. Вскоре они вынуждены были отступить от Медины. В арабо-мусульманской историографической литературе, в том числе и в сочинениях Масуди, это сражение получило название «День рва» («Йаум ал-Хандак»). Видимо, Масуди побывал также и у гробницы другого сподвижника Мухаммада, Хузайфы ибн ал- Йамана, который считался одним из мудрых советчиков пророка. Но наибольший интерес путешественника привлек знаменитый дворец Сасанидов, который арабы называли в честь одного из шахиншахов Айваном (дворцом) Хосроя. По сообщению Масуди, строительство Айвана было начато при шахе Шапуре (234—272) и завершено при Хосрове Парвизе (591—629). Здесь любил бывать халиф Харун ар-Рашид. Однажды, пишет наш автор, халиф заночевал в Айване и услышал, что один из его слуг говорил другому, будто дворец построил неверный язычник, собачий сын, который в гордыне своей хотел достичь неба. Разгневанный Повелитель верующих велел отсечь невоздержанного на язык слугу и объявить, что халиф не потерпит подобной хулы на монархов, потому что все самодержцы — братья.

При аббасидских халифах Айван стали разрушать, чтобы использовать камни, из которых он был сложен, для возведения новых построек. Масуди приводит по этому поводу следующий анекдот. Однажды Харун ар-Рашид спросил своего вазира Йахйу ибн Халида, стоит ли разрушить Аиван. Йахйа ответил, что ломать дворец Сасанидов не надо. Халиф подумал, что Йахйа, который, как и многие другие вельможи, был по происхождению иранцем, принял ислам лишь для вида, а на самом деле сохраняет приверженность зороастризму, и отдал приказ стереть Айван с лица земли. Однако вскоре выяснилось, что халифской казне не хватит средств для того, чтобы разрушить такое большое и прочно построенное сооружение, и халиф был вынужден отменить свое распоряжение. Узнав об этом, Йахйа ибн Халид сказал, что теперь-то Айван обязательно надо разрушить. Ведь первоначально его разрушение