же парами, наполняло все эти мрачные места. И, долгое время простояв там в ужасе, не зная, что делать, куда направить шаги, какой ждет меня конец, слышу я вдруг за спиной звуки сильнейшего жалкого плача, а также резкого хохота, точно невежественная чернь издевается над пленными врагами. Когда эти звуки яснее донеслись до меня, разглядел я толпу лукавых духов, которая тащила в глубь мрака пять человеческих душ, рыдающих и сокрушенных; сами же [демоны] радовались весьма и хохотали. Среди этих людей, насколько я мог рассмотреть, был один с тонзурою, как клирик, один мирянин, одна женщина. Таща их, лукавые духи спустились внутрь оной пылающей пропасти. Было так, что, пока они медленно спускались, я уже не мог ясно слышать плача людей и смеха демонов, но уши мои еще были полны смешанными звуками. Между тем некоторые из духов тьмы поднялись из оной огнедышащей пропасти, подбежав, окружили меня и теснили, с горящими глазами, изрыгая изо рта и ноздрей зловонное пламя; они грозили схватить меня раскаленными клещами, которые держали в руках, но, хоть и пугали, все же никоим образом не дерзали коснуться меня. Когда я, окруженный отовсюду врагами и непроницаемостью мрака, бросал взгляды то туда, то сюда, не придет ли случайно откуда-нибудь спасительная помощь, явилось на том пути, по которому я пришел, как бы сияние звезды, движущейся во мраке; когда она, постепенно увеличиваясь и направляясь ко мне, подошла близко, рассыпались и убежали все враждебные духи, пытавшиеся схватить меня клещами.

(IV). Обративший их в бегство своим приближением был тот самый, который вел меня прежде. Он тут же, повернув направо, повел меня приблизительно в ту сторону, откуда солнце восходит зимою, и без промедления, вызволив из мрака, вывел меня к сияющему свету. Когда же он вел меня в ясном свете, увидел я перед собой стену превеликую, которой, казалось, не было предела ни в длину, в обе стороны, ни в вышину. Стал я размышлять о том, как мы перейдем через эту стену, так как нигде не видел на ней ни какой-либо двери, ни окна, ни лестницы. Но, подойдя к стене, мы, не знаю каким образом, очутились наверху ее. И вот было там поле широкое и веселое, полное такого аромата распустившихся цветов, что сладость этого дивного запаха тотчас же прогнала все обуревавшее меня зловоние мрачной печи. И такой свет пронизывал всю эту местность, что, казалось, был он светлее сияния дня и лучей полуденного солнца. В поле том были неисчислимые сонмы людей, облаченных в белые одежды, и многочисленные седалища ликующих воинств. Когда он вел меня сквозь толпу блаженных обитателей, я подумал, что, вероятно, это Царствие Небесное, о коем я часто слышал проповеди. Он же отвечал на мысль мою: «Нет, – сказал он, – не это Царствие Небесное, как ты предполагаешь».

(V). Когда мы затем прошли далее мимо жилищ блаженных духов, вижу я перед собою еще большую благодать света, чем прежде. Кроме того, услышал я там сладостные голоса поющих; и такое дивное благоухание исходило из этого места, что то, которым я наслаждался раньше и считал высшим, теперь казалось мне лишь весьма посредственным запахом; равным образом и сильный свет того поля, по сравнению с тем, который теперь появился, представлялся небольшим и скудным. Когда я уже надеялся, что мы войдем в это сладостное место, спутник неожиданно воспротивился этому и, оборотясь назад, повел меня обратно той же дорогой, которой мы пришли.

(VI). Когда мы вернулись к оным радостным жилищам духов, облаченных в белые ризы, он сказал мне: «Знаешь ли ты, что представляет собою все, виденное тобой?» Я ответствовал: «Нет». И молвил он: «Долина, которую ты узрел, страшная пылающими огнями и леденящими морозами, есть место пребывания испытуемых и наказуемых душ тех [людей], кои, откладывая исповедь и очищение от грехов, уже под угрозою смерти прибегают к покаянию и так расстаются с телом. Однако, раз они сотворили исповедь и покаяние, хотя бы и перед смертью, то все они в день Страшного суда войдут в Царствие Небесное. Многим же помогают молитвы живых, милостыня, посты и, в особенности, служение молебнов, так что они освобождаются и до Судного дня.

Далее, зловонный и огнедышащий оный колодезь, который ты видел, это – самая пасть геенны: кто однажды попадет в нее, не освободится вовеки.

Место же цветоносное, где, как видишь, сияет и ликует юность, это то, куда принимаются души расстающихся с телом в добрых делах, не столь совершенных, чтобы сразу заслужить доступ в Царствие Небесное. Все они, однако, в день Страшного суда будут допущены к лицезрению Христа и блаженству Небесного Царствия.

Ибо те, кои совершенны во всех словах, делах и помыслах, тотчас же по выходе из тела направляются в Царствие Небесное, по соседству с которым находится то место, откуда донеслись к тебе звуки пения вместе со сладостью благовония и сиянием света.

Если же ты, долженствующий ныне вернуться в тело и опять жить среди людей, будешь тщательнее следить за своими поступками и постараешься соблюсти нравы и слова свои в простоте и праведности, то после смерти получишь жилище среди узреваемых тобою воинств ликующих блаженных духов. Когда же я на время отошел от тебя, я сделал это, дабы узнать, что будет с тобою». Когда он сказал мне это, мне очень не захотелось вернуться в тело, ибо я чрезвычайно наслаждался приятностью и красотою тою обозреваемой мною местности, а также сообществом тех, которых там видел. Но не смел я ни о чем просить своего руководителя; а между тем, не знаю каким образом, вижу я себя живым, среди людей.

ВИДЕНИЕ ВЕТТИНА

Время: 1) Время видения – 824 г. – 2) Время написания – непосредственно после видения, ибо уже в 825‐м или 826‐м Валахфрид Страбон получил предложение переложить видение на стихи.

Место: Имело место и записано в мон. Рейхенау в Алемании Базельской епархии [ныне в Вел. Герцогстве Баденском54].

Автор: 1) Ясновидец – Веттин, или Ветти, монах, учитель в монаст. школе, алеманн из знатной семьи, родственник Грималда, архикапеллана Людовика Немецкого, аббата галпенского и вейсенбурского, знаменитого мецената. – 2) Редактор – Хейтонг, аббат Рейхенау и епископ базельский; до своей ординации был монахом и руководителем школы в Рейхенау; в 823 г. оставил должности и опять поселился в Рейхенау.

Стиль: Чувствуется domnus magister, который, по выражению Валахфрида (предисловие к Visio Vettini), «изукрасил [видение] медоточивыми цветами римского красноречия»: стиль академический, почти эпистолярный, дидактическая сторона подчеркнута. – Речь кишит гиперболическими эпитетами [изумительный, неисчислимый, несравненный и т. п.] – Характерная особенность высокого стиля, замена эпитета дополнением в родит. падеже