влажным затуманенным взглядам, мускусным запахам похоти и к влаге под пальцами от одного только моего взгляда.

А что сейчас?

Страх. Ужас. Покорность, чтобы избежать худшего.

Я никогда не видел их в женщинах, и поначалу даже теряюсь, прислушиваясь к новым ощущениям.

С удивлением понимаю, что мне всё равно вкусно. Любые ЕЁ эмоции, обращённые на меня — вкусно. Я будто оголодавший рузг, обезумевшая тварь из Бездны, дорвавшаяся до живого.

После длительного «ничего» готов жрать всё, что даёт.

Знала бы ты, глупая, чего мне стоит сейчас сдерживаться, чтобы не наброситься на тебя. А ведь, судя по тому, что я вижу в перепуганных до смерти глазищах, именно этого ты от меня и ждёшь. Не сомневаешься, даже мысли не допускаешь, что всё может быть не так, как кажется.

Заранее всё решила и раздала роли. Себе — невинной жертвы с полированным нимбом, мне — тупого кровожадного зверя.

Да только хрена с два всё так просто!

Оставляю в покое завязки на штанах, рубашку тоже. Откидываю в сторону край одеяла и забираюсь в постель, как есть, в одежде.

Лана замирает. Кажется, я даже слышу, как усиленно вертятся шестерёнки в её затопленном страхом мозгу. Не понимает, что происходит. Не знает, чего ждать.

Удобно устраиваюсь на спине, подбиваю высокую подушку под затылком. Правую руку забрасываю за голову, левую протягиваю в сторону. Просовываю её под шеей Ланы и тяну на себя:

— Иди ко мне! — приказываю ночи, и голос звучит непривычно и хрипло, будто от волнения, хотя с чего бы мне волноваться?

Лана привстаёт на локтях и поворачивается ко мне. В свете луны её волосы озарены каким-то неестественным светом. Лица не разобрать, но я легко могу представить себе, как она хмурится, не понимая, чего от неё хотят.

— Сюда! — отбрасываю одеяло с её стороны и хлопаю по простыне рядом с собой. — Ближе!

Тяжело сглатывает, ждёт несколько мучительно долгих секунд, после чего осторожно перебирается. Да что ж так нерешительно, твою мать?

Приподнимаюсь на локтях, сграбастываю её и притягиваю к себе на грудь. Лана тихо ойкает, но сразу замолкает.

Зверь внутри утробно рычит. Беспокоится. Чувствует самочку. Он помнит её, узнал. Не понимает, почему мы медлим. Считаю дыхания, чтобы успокоиться и снова владеть собой.

Не верится, что это не сон, что всё наяву.

Послушно лежит у меня на плече.

Со мной. МОЯ!

Поднимаю руку и касаюсь волос Ланы. Жидкий шёлк, который хочется гладить и гладить. Нежно пропускаю прядки волос сквозь пальцы. А в мыслях в это время властно наматываю на кулак — так сподручнее управлять чужой головой. Знала бы ты, принцесса, какие у меня планы на твой рот… Грандиозные.

Едва касаясь, веду костяшками пальцев по её щеке, чувствуя влажные дорожки слёз. Вот она, влага, да только не в том месте и не та… Вниз, через плечо, в ответ на мои прикосновения покрывающееся мурашками. Не возбуждения, а страха. Снова не то.

Кладу ладонь на её огромный живот. В ответ на это простое прикосновение Лана напрягается до предела. Она будто каменная.

Оглаживаю шероховатое кружево, чувствуя под ним тёплый живот. Так необычно, будто надутый кожаный мяч. Очерчиваю рукой окружности, время от времени чувствую лёгкие шевеления. Лана ни жива, ни мертва от страха.

Вот ведь глупая гусыня. Чего, ну чего она ждёт? Что я с ней сделаю — что?

Сделаю обязательно. Но не сегодня. Сегодня коварная принцесса может спать спокойно.

Сжимаю её в кольце своих рук. Касаюсь губами её волос. Не могу удержаться, чтобы жадно не втянуть носом тонкий аромат ванили, от которого всё в паху становится каменным. Сглатываю слюну.

— Спи, Лана.

Откидываюсь на подушки и прикрываю глаза. Сквозь надвигающийся сон чувствую, как добыча медленно и осторожно делает попытку выскользнуть. Пресекаю её сразу. Бессознательно сжимаю сильнее, не позволяя пошевелиться.

«Моя!» — предупреждающе рычит зверь внутри.

Лана шмыгает носом. Моя рубашка на груди стремительно мокнет от её слёз.

Кажется, принцесса чем-то недовольна. Вот только мне глубоко плевать. Привыкнет.

Алана.

Просыпаюсь от тусклого серого света, заливающего комнату. Свежий ветерок из приоткрытого окна треплет занавески. Поворачиваю голову вправо, провожу ладонью по пустой остывшей кровати.

С облегчением выдыхаю в потолок балдахина. Я одна.

Оставил меня в покое и даже не тронул. Что-то мне подсказывает, что передышка эта временная, но хотя бы до родов у меня время есть, и это уже что-то.

Отбрасываю в сторону одеяло, сажусь на кровати и тру ладонями лицо. Кажется, опять припухшее. И живот распирает, давит на всё на свете. Драконий Бог, скорей бы уже… Встряхиваю волосами, гоня прочь эти мысли. Нет, сейчас нельзя торопить время. Даже если очень хочется.

Накрывает странная апатия. Плетусь в ванную, чтобы умыться и привести себя в порядок.

Вернувшись в комнату, обнаруживаю в ней Олию, готовую помочь с платьем и причёской. Не противлюсь.

Мой гардероб как-то незаметно пополнился одеждой. Большинство платьев нежных оттенков — розовые, сиреневые, голубые, лимонные — будто из прошлой жизни. Выбираю привычное голубое, облегающее живот и расходящееся книзу лёгкими шёлковыми волнами. Волосы Олия присобирает сзади и скрепляет нитями белоснежного жемчуга.

За окном громко каркает ворона.

Завтракаю за чайным столиком перед давно потухшим камином. Отламываю хрустящий краешек слоёной булки, кладу её в рот, прокатываю по языку крупинки ягодного варенья из начинки. Задумчиво прощупываю тугой живот. Интересно, сколько у меня осталось времени? Неделя? Две?

Как это странно — одновременно желать и страшиться предстоящих родов. Морщусь: нет, не так. Не родов, а того, что за ними последует. И самое поганое, что впереди ни просвета, ни выхода. Сдавливаю виски и зажмуриваюсь.

То, что я здесь ещё полбеды. Намного хуже то, что я больше не чувствую зверя Иниса. Это так странно — остаться совсем одной. Я словно осиротела.

Травяной чай в белоснежной фарфоровой кружечке давно остыл, а я так и сижу, рассматривая остановившимся взглядом зияющую темноту камина.

— Госпожа! — Олия приседает, склонив голову. — К вам посетители.

Несколько раз моргаю, осмысливая услышанное. Посетители? Ко мне?

— Кто? — выдыхаю тихо.

— Ваши фрейлины и личный камердинер господина, вашего мужа!

Мои. Фрейлины. И посланник от Сардара. Прелестно. Вот только их всех мне сейчас не хватало для полного счастья. Хочется свернуться калачиком на кровати, и чтобы меня не трогали, а не вот это вот всё. Но когда я в последний раз делала то, что хочется, а не то, что должна?

— Пусть войдут, — равнодушно пожимаю плечами.

Громко звеня фарфором, Олия быстро составляет на тележку грязную посуду