только один глаз, и выглядел он очень бедно. Её сердце сжалось.

Тогда Бабаджи крикнул, что в день свадьбы она должна принести мундан — пожертвовать своими очень длинными волосами. Когда после этого она склонила перед ним свои колени, он взял кисть и большими буквами написал на её лысой голове слово «Ом». Стало ясно, что в своей душе она должна «выйти замуж» за «ОМ намаа Шивайя», открыться ему.

Красивая молодая женщина, которая несколько дней жила в моей комнате, с возмущением пожаловалась мне на то, что Бабаджи даже не посмотрел на неё. Когда они прибыли, он взглянул лишь на её браслет, а не на неё, и спросил, откуда он у нее. Браслет был подарен её другом из Германии, важным для неё человеком.

Однажды она закурила, думая, что Бабаджи всё равно уже не до неё. Р-р-раз! — вдруг она получила оплеуху от него. Тут же она увидела восходящий свет и поняла, что всё её существо постоянно вращается лишь вокруг того друга, что она пришла не за тем, чтобы найти свой внутренний свет и Бога. Бабаджи показал ей отражение её внутренней ситуации.

Загорелый молодой американец, который в 1977 году по воле Бабаджи в долине уже женился на молодой женщине, которую нежно любил, приехал еще раз. К его большому сожалению, эти отношения совершенно исчерпали себя. Он сказал мне: «Меня выводит из себя только одно — когда Бабаджи вновь говорит о браке».

Палец Бабаджи блуждал по лицам собравшихся и со словом «Ты!» останавливался на одном из них, а затем вновь начинал двигаться вдоль всего ряда. «Ты женишься на…», — и в конце концов указывал на одного из присутствующих: «…ней!»

Игра Бабаджи, очевидно веселая, была полна глубины.

И наш американский друг точно так же увидел указующий на него палец Бабаджи: «Ты женишься на… — и он уже стал бледнее смерти, — Шастриджи!» (см. стр. 160), что, вероятно, означало: он должен жениться на мудрости, любви и знании Шастриджи и многом другом, что может обнаружить в себе ищущий человек. Можно представить себе, какое облегчение он при этом почувствовал!

Вспоминая о тех первых нескольких годах в Хайракане, я вспоминаю о красивой и сильной душой молодой женщине, полной преданности Богу. Годы спустя она вышла замуж, и я была потрясена, увидев, когда она вновь пришла к Бабаджи, лишь половину её былых силы и глубины. В тот момент, когда я это поняла, в подтверждение моей правоты в мою сторону немедленно полетела конфета от Бабаджи.

Эта женщина явно растворилась в своем партнере и не концентрировалась на Боге так, как раньше.

Спустя много лет я увидела её снова. Её брак распался, и она опять стала сильной и спокойной, сосредоточилась на самой себе и достигла еще более глубокого и тесного единства с Богом, чем раньше.

Проекционные браки, даже если партнер становится светом в оконце, всегда стремятся к трансформации и освобождению, когда человек хочет реализовать себя с Божьей помощью.

На протяжении всей моей жизни я осознала, как важно ставить Бога на первое место и только потом — партнера. Когда каждый из партнеров старается ставить Бога на первое место, то тогда получается славное партнерство. Бог есть любовь — любовь безусловная. Что может быть приятнее, чем выйти замуж по любви, когда соединяются души, — ведь в области эго это просто невозможно!

Свадьбы в Хайракане или в Чиллианауле — ашраме Мунираджа, основанном Бабаджи в горах, — справлялись в соответствии с ведическими ритуалами и всегда очень празднично. Тогда, как и сейчас, они праздновались после десятой огненной церемонии весеннего и осеннего наваратри или даже после огненной церемонии, под Рождество. Пару, празднично одетую и украшенную, связывали, например, широкой лентой, обводили вокруг огня, затем они получали благословение Бабаджи — через Мунираджа.

Барабанщик

Однажды в Хайракан привезли огромный барабан — около двух метров в диаметре. Когда на утреннем арати по нему ударили с большой силой, мне внезапно вспомнился «барабанщик» — игра на одного человека, которую я описала в Берлине, когда мне был всего 21 год. Она проводилась в Академии изобразительных искусств и в других местах и была полностью инициирована Бабаджи.

Теперь, когда пелена спала с моих глаз и я поняла, что он и был тем, кто написал это произведение вместе со мной, я написала на большом белом листе бумаге слова: «Тебе, моему Богу, барабанщику!» и подарила этот свиток Бабаджи.

В то время я спала в своей палатке у подножия Кайлаша, со стороны гуфы («гуфа» — пещера (хинди)), рядом с тем местом, где располагались храмы.

Вокруг по-прежнему была пустыня. По просьбе Бабаджи я разбила в этой пустыне маленькую круглую клумбу с сиденьем для него. Ночью я проснулась; было полнолуние, всё вокруг дивно сияло. Когда я подошла к своей клумбе, то увидела, к своему удивлению, что там лежало что-то белое, чего точно не было еще вечером.

Это был свиток «Тебе, моему Богу, барабанщику», который я отдала ему утром, на другой стороне реки, вверху, в ашраме. А теперь я нашла его ночью, в полнолуние, в моей клумбе, разбитой мной для Бабаджи!

Бабаджи — барабанщик, он — пульс всего мира. «Барабанщик, ты барабанишь всю жизнь напролет, по городам и пустыням».

(см. Приложение, стр. 150)

«И бремя мое легко»

Бабаджи сидел на низенькой стене над своей кутия — своей маленькой комнаткой. Я низко поклонилась ему. Затем почувствовала два очень легких прикосновения