Тыгыдымский Конь?

– Из давнего допотопа.

А неча было коверкать и кувыркать языка, как теста!

Кумекай теперь, откуда и как прискакак и имеем место.

Яна Токарева. «Книксен Маше Степановой» [292].

Движение предмета (или его предназначенность для движения) как основание для художественного олицетворения в полной мере представлена в следующем стихотворении:

Широка страна родная,

есть в ней город Федосея,

в нём есть угол заповедный,

где дорожное железо

разветвлённое лежит.

Там идёт весёлый дизель,

механический любовник,

он кричит предельным басом,

трандычит железным мясом,

он ужасен и прекрасен

и от мощности дрожит.

Он идёт по переулкам,

отдалённым перегонам,

тупикам и закоулкам

собирать своих вагонов,

красных, чёрных и зелёных.

А печальные вагоны,

безголовые бараны,

а ещё точнее, овцы,

щиплют траву по газонам,

дуют воду из-под крана,

тёплым пузовом дымятся,

обрамляет их природа,

окружает их среда.

Их вытаскивает дизель,

механический любовник,

из бузинного прикрытья,

любит их с ужасной силой

и влечёт по белу свету,

по родной стране советской,

груз возить разнообразный

день туда, а день сюда.

И бегут они семейно,

под ногами рельсы гнутся,

и осмысленную пользу

производят между тем.

Так свершается в природе

и, конкретно, в Федосее,

сочетание различных

механизмов и систем.

Александр Левин. «Послание из города Федосеи по вопросу о некоторых экологических системах» [293].

Очевидно и олицетворение в таком тексте Левина:

 Опишу ли, как автобус

 дразнит нервного такого,

 неуклюжего такого

 и рогатого такого,

 обгоняя чистоплюя

 и фук-фук ему, шаля?

 Опишу ли, как не любит

 задаваку и трамвая,

 что по рельсам, как на лыжах,

 посреди дороги чешет?

Александр Левин. «Опишу ли…» [294].

Союз и, объединяющий формы задаваку и трамвая, требует восприятия формы трамвая как формы винительного падежа одушевленного существительного, а предикат не любит, предваряющий называние объектов, препятствует бесспорному одушевлению. При этом вся лексика фрагмента является олицетворяющей, и в строчках дразнит нервного такого, / неуклюжего такого / и рогатого такого прилагательные, находящиеся на значительной дистанции от определяемого слова трамвая, стоят явно в винительном падеже (им управляет глагол дразнит). Очевиден винительный падеж и в сочетании обгоняя чистоплюя.

В этом случае дополнительным фактором многоаспектного олицетворения является игровая интертекстуальность – ср.: Так идет веселый Дидель / С палкой, птицей и котомкой / Через Гарц, поросший лесом, / Вдоль по рейнским берегам (Эдуард Багрицкий. «Птицелов»).

Одушевление транспорта (лексическое и грамматическое) развернуто представлено у Елены Ванеян:

Трамваи родимые!

Я скучала —

Рельсы ж были разобраны,

Асфальт крошился,

Кирпичная песенка рассыпалась…

Лена плакала, просыпалась,

Ловила маршруток пугливых,

А тосковала по инвазивному ви-и-иду,

Хотя не подавала виду!

(Здесь я тискаю трамвай за щёчки)

Трамвай мой – Брунечка, рожки – панцирь!

Неси за справочкой в психдиспансырь

Меня, любимую твою тётю,

Не состоящую на учёте!

И номер 8 на твоей спинке!

Елена Ванеян. «Трамваи родимые!…» [295] ;

Ненормативная грамматическая одушевленность может быть спровоцирована лексической омонимией одушевленных существительных с неодушевленными:

После лампочка летела,

вся прозрачная такая,

чтоб найти себе патрона

что-нибудь на сорок вольт.

Александр Левин. «Инсектарий» [296] ;

немного отойдешь от быта

забудешь раз другой и третий

о спорте и кулинарии

и видишь только пастернака

как он стоит на огороде

а сорняков полно на грядке

неровен час загубят овощь

зато не зарастет тропинка

Ольга Титова. «По мне давно психушка плачет…» [297].

Последний пример примечателен и тем, что форма пастернака является точкой пересечения быта с культурой, как и строчка зато не зарастет тропинка, отсылающая к знаменитой строке Пушкина К нему не зарастет народная тропа из стихотворения «Памятник».

Однако далеко не все примеры настолько прозрачны для грамматической интерпретации.

Часто бывает проблематично отличить в художественном тексте ненормативную одушевленность от других конструкций с объектным генитивом, представленным в древнерусском языке и в русских говорах и не имеющим отношения к категории одушевленности – типа построить домов, петь песен, купить топора (см.: Малышева 2010; 2012; 2014).

Но поскольку такие контексты содержатся в стихах, написанных на современном литературном языке, хотя и с некоторыми грамматическими аномалиями, естественно, что современный читатель воспринимает объектный генитив исходя из того, что обозначение объекта винительным падежом, совпадающим с родительным, указывает на одушевленность[298], тем более что в поэзии олицетворение – это обычный троп.

Так, например, в следующем тексте вполне может актуализироваться представление об антропоморфности мельниц с их вращающимися деталями:

Если был бы я офицером

Денщика б послал устриц купить

А потом бы пошел в люцерну

Слушал мельниц бы ветряных.

Анатолий Маковский. «Май 1975» [299].

Здесь примечательно то, что мельницы предстают не только образом движения, но и напоминают людей своими антропоморфными очертаниями[300].

Восприятие автомобилистами своих автомобилей (а также их деталей) как живых существ отражается в следующем примере:

у нас морозы суховатые

деревья стали суковатые

а снега нету

нету ль да?

неужто это навсегда?

пылят дороги под колёсами

хрустят колёса под машинами

ах зря мы шин своих машин

меняли на шипастых шин!

Александр Левин. «у нас морозы суховатые…» [301].

Грамматические аномалии, связанные с категорией одушевленности, возникают и под влиянием конструкций с отрицанием при измененном порядке слов, когда в результате инверсии перераспределяются синтаксические связи слов:

Пустившись в бурный пляс, себя невестки губят,

Седой коронотряс их взглядом не голубит,

Костей, летящих в глаз, цари не очень любят.

Михаил Крепс. «Царевна-лягушка» [302].

Иногда в отрицательной конструкции одушевляющий сдвиг бывает обусловлен синтаксической аномалией, объединяющей разные возможности глагольного управления при обозначении объекта:

Мы все кричали и смеялись,

Карманные потомки бывших палачей,

Когда с глазами красными, как галстук,

Всей стаей славили врачей.

<…>

Теперь не то.

Ложусь ли на диван, иду ль к начальству,

в кассу,

Или в потемках натыкаюсь на себя,

Ты про небес теперь уже не вспомнишь,

И вас теперь не скажешь тленом октября.

Владимир Кучерявкин. «Мы все кричали и смеялись…» [303].

Наиболее вероятно здесь предположить контаминацию выражений не вспомнишь небес и не вспомнишь про небеса. Обратим внимание и на