Новое же тюремное учреждение находилась на самой окраине города – бетонный бункер за высоким забором, в сторону которого без необходимости старались не смотреть.

Магнус подстригся – это было первое, на что она обратила внимание, когда его ввели в комнату для свиданий. Торчащие ёжиком волосы придавали ему более суровый и даже какой-то благовоспитанный вид – она не смогла толком решить.

Но в любом случае делали его чужим.

– Как ты? – спросила Эйра, когда конвоир скрылся за дверью.

Брат пожал плечами. Те стали шире, да и сам он выглядел бодрым, накачанным. Эйра почему-то смутилась.

– Нормально, – отрубил брат. – Жрачка хорошая. Я работаю в столярной мастерской, стулья стругаю. И еще начал изучать философию.

– Как хорошо, я слышала, что на рынке труда как раз не хватает философов.

– Именно то, что требуется Крамфорсу.

Мимолетная улыбка.

– Мама переехала жить в дом для престарелых, – сообщила Эйра.

Магнус взял ее за руку. От этого прикосновения ей захотелось расплакаться.

– Спасибо, что за всем приглядываешь, – сказал он. – За то, что ты там ради нее.

Эйра отняла руку.

– Тебе вовсе не обязательно сидеть здесь. Ты мог бы забрать обратно свое признание. Мы найдем хорошего адвоката и организуем пересмотр дела. Ты сможешь заявить…

– Перестань.

– Мама постоянно спрашивает о тебе. Каждый раз, когда я ее навещаю.

Теперь уже Магнус убрал свои руки, сцепил их в замок на затылке и откинулся на спинку стула, словно чтобы еще больше увеличить расстояние, разделявшее их в этой тесной комнатке.

– Я тебе объяснил, почему я так поступил, – произнес он суровым тоном. Стоило Эйре заслышать его, как ее каждый раз охватывало чувство тревоги, настолько глубоко это сидело в ней. – Мы договорились больше никогда не поднимать эту тему. Если будешь продолжать и дальше в этом духе, то можешь больше не приходить сюда.

«Это ты договорился, – подумала Эйра, – мое мнение в расчет никто не брал». Магнус рассказал ей, что́ на самом деле произошло в тот вечер, когда Лина Ставред пропала, и почему он взял на себя вину за убийство, которого не совершал. Он пригрозил признаться в куда более худших вещах, если она проболтается, и Эйра предпочла молчать. Несмотря на то что она была полицейской.

Ночи после этого разговора слились в один нескончаемый монолог в ее голове, мысли о том, что ей следовало в тот момент сказать или сделать, но то были лишь слова, которые никогда не будут произнесены вслух.

– К тому времени, когда ты, Магнус, выйдешь отсюда, мама может полностью впасть в беспамятство, и ты уже не сможешь до нее достучаться. Она забудет, кто ты есть.

– Я стараюсь вести себя примерно, – сказал он и провел своей пятерней по коротким волосам, отчего те немного встали дыбом, но зато так он стал больше похож на того Магнуса, которого она знала. – Скоро мне дадут краткосрочный отпуск. Я тогда обязательно к ней съезжу[5].

– Хорошо.

А ведь еще у Магнуса были дети, двое мальчиков, которые жили вместе со своей мамой в Гётеборге. Эйра едва не упомянула про них, но вовремя прикусила себе язык, зная, что это его рассердит.

– Что ты изучаешь по философии? – вместо этого спросила она, после чего все оставшееся от отведенного им на свидание время он посвятил объяснению игры теней, которую мы все наблюдаем, думая, что смотрим на реальный мир.

Прежде чем покинуть Умео с первым вечерним поездом, Эйра успела пересечься с другом, с которым Хассе Рунне созванивался всего за несколько дней до своей смерти. Эйра встретилась с ним за тарелкой супа в жарком и уютном книжном кафе, которое тоже находилось в «Осте», в одном из симпатичных деревянных домов. Когда Эйра вошла, ее уже ждал мужчина по имени Гёран, старый коллега Рунне по актерскому ремеслу. Он листал последний дневник Ларса Нурена, но при виде Эйры тут же с порога начал говорить о том, каким одаренным был Хассе.

– Хотя порой он пасовал перед настоящими трудностями, болевыми точками, которые были в нем самом.

«А кто этого не делает», – подумалось Эйре, которой было трудно сосредоточиться на этом разговоре.

Лина Ставред не давала ей покоя. Она пропала больше двадцати лет назад, когда ей было шестнадцать, и все думали, что она погибла. По истечении достаточно долгого времени родители признали дочь умершей.

Эйра же выяснила, что она жива, но Магнус и слышать ничего не хотел. Также она пыталась обсудить это с ГГ, но дело закрыли. В той неразберихе она пыталась защитить своего брата и преступила границы.

Но кем она будет, если не защитит его?

– Хассе был такой же, как всегда, я бы заметил, если бы с ним было что-то не так, – продолжал между тем Гёран. – Он совсем не выглядел подавленным, наоборот, был очень оживлен. У него намечались съемки в Умео, и он спросил, нельзя ли ему будет у меня перекантоваться. Когда он не позвонил, я подумал, что это был обычный треп и никакой роли он не получил, такое сплошь и рядом случается, киноиндустрия – это настоящие джунгли, зазеваешься – сразу съедят.

Он взял со стола салфетку и высморкался.

– А он, выходит, уже был мертв. Вот черт.

Хассе Рунне, которому все невзгоды были как с гуся вода, который постоянно рвался куда-то вперед. Ларс и Хассе, как обычно, много шутили и смеялись по телефону. Хассе рассказал, что начал встречаться с женщинами, приятели делились воспоминаниями. У Хассе никогда не возникало проблем с женщинами, в том смысле, чтобы приманить их к себе. Вот удержать их было куда сложнее.

– В нем было что-то ускользающее. Думаю, он сам себя не сумел бы удержать на месте. Я толком не знаю, что было тому причиной, но в нем всегда жило ощущение какой-то брошенности, покинутости. Может, потому что он рос без отца.

– Какая-нибудь постоянная женщина у него была?

– Сомневаюсь. Хассе был романтиком. Если бы он влюбился, то стал бы на каждом углу выкрикивать ее имя.

Когда чуть позже Эйра сидела в поезде, следовавшем в южном направлении вдоль Норрландского побережья, и пыталась подвести итог последней встречи, из этого почти ничего не вышло.

Она закрыла текстовый редактор и достала список похищенных людей, а поезд тем временем мчался в окружении черно-синих сумерек.

«Нужно исходить из личности преступника, а не жертвы», – думала она. Ханс Рунне, – и она убеждалась в этом все больше, – пошатываясь, вышел из бара отеля и случайно наткнулся на плохого