Уменьшилось пьянство и преступностью. У людей появилась надежда и место, куда было можно применить силы.

Азербайджан приветствовал теплом и дружбой. «Желтый клоун», выбирал все поставки фруктов из республики и приносил неплохой доход. Алиив, лично знакомый с Маришкой через Мартина Маговаева, очень хвалил ее. Алиив умел найти подход к людям, и первый филиал фабрики подгузников открыли в Баку. Маришка прилетела туда вместе с мужем, на одном самолете с Мартином Маговаевым и Галиной. Им была организована чудесная встреча, и они провели там два чудесных дня. Мартин сам провел экскурсию по красивейшему городу, и лишь статуи двенадцати первым революционерам портили его.

Соседи же Алиива, как всегда были недовольны. Недовольны всем. Но Брежнев решил их не слушать. План по включению живших на остатках горы Арарат был уже готов. Часть из них должна была уехать в Грузию. Часть войти в Азербайджан.

Андропов Юрий Владимирович, пришел сам. Посмотрел на Леонида Ильича через очки. Полуулыбнулся и достал папку. В папке было два тоненьких листочка с приколотыми наверху фото Маришки и Егора. Он протянул листочки Брежневу. Тот почитал их. Почитал один раз. Потом второй. Задумался. Он взял, давно не использовавшуюся пачку сигарет. Врачи запрещали, да и сам он не тянулся к ним уже три месяца. Закурил. Почитал снова. Затушил сигарету о пепельницу, тяжело ее сминая в «бычок».

Взял листы желтоватой, советского производства бумаги. Открепил аккуратно фотографии, прикрепленные железной, большой тугой скрепкой. Фотографии аккуратно убрал в ящик. Сложил листы вдвойне. Разорвал. Потом еще раз сложил и еще раз порвал. Выкинул обрывки в урну и сказал: «Забудь, Юрий Владимирович. Маришку и Егора не трогать. Все».

На листах была описана краткая биография Адаменковых. То есть ее отсутствие.

Паспорта были настоящими. Но они, судя по серии, будут только выпущены в декабре 1978 года. Права настоящие, да только Егора Игоревича Адаменкова не было. Маришка Богдановна Адаменкова еще не родилась. Богдан Степанович был. Был и Степан Андреевич, знакомый Брежнева. Он действительно вышел на пенсию и занимался пчеловодством. Но Маришки не было.

Юрий Владимирович загадочно посмотрел на него. Выполнил приказ и забыл и приготовился слушать.

Брежнев в вкратце изложил свою идею. Андропов помолчал. Подумал и сказал. Настроение в народе улучшилось. Сеть «Желтый клоун», на уровне тотального дефицита и разгильдяйства, на фоне мелких бытовых неурядиц, выглядела отдушиной. Приходя в него. Видя чистоту. Порядок. Организованность и получая качество. В каждом ресторане. По всей стране. Люди видели в нем надежду. Появлялась вера, что в стране может быть также. В любом магазине. В любой парадной. В любом подъезде. На улице. Везде.

Подспудное преклонение перед западом уходило. Выпуск подгузников, салфеток, кремов, пока детских улучшил быт. Новая партия, пробная, туалетной бумаги, на реконструированном Байкальском комбинате давала понять, что опы будут чистыми не только у детей.

Люди ждали перемен и перемены наступали. Маленькими шажками. Сейчас предложение Брежнева воспримут не как слабость, а даже с удовлетворением, резюмировал он.

Леонид Ильич засиял.

Через два часа собрали Политбюро.

Единогласно, при одном воздержавшемся приняли Постановление «О свободном выезде граждан еврейской национальности из Советского союза». Одобрили текст «Правды», который с утра прочитала Маришка. Заголовок гласил. «Пусть драпают».

«Решением Политбюро ЦК КПСС, принято решение о свободном выезде евреев из нашей страны. Плохо это или хорошо? Да пусть бегут. Путь ищут себе новой доли и нового угла. СССР справится и без них. Пусть, шипя злобой, обливают страну, которая была их домом. Пусть бегут, забыв, что мы сделали для них, победив фашизм. Но те, кто останется, пусть вольется в единый советский народ и работает на его благо».

Маришка удовлетворенно вздохнула.

Уже вечером в аэропорт «Шереметьево» приземлилось первых пять Израильских самолетов. На него взошли семья Чубайсов, и маленький мальчик Боря, с рыжими кудрями, внезапно ставший Израэлитом, смотрел в последний раз на русскую землю.

Он вырастет. Пробьется в политику. Приватизирует все. И скоро в Израиле начнется дефицит всего. Даже песка.

Уехал младший научный сотрудник Березовский. Борух Абрамович протрет свою лысину и не оглядываясь зайдет в самолет. Он достигнет успехов. Откроет собственный телеканал и позже, начнет продавать свои неплохие сериалы в Союз. Он будет возвращаться. Скучая по Москве и чему-то неведомому, что уже не случится.

Уехал молодой комсомольский вожак Михаил Ходорковский.

Уехало много людей. Но еще больше и осталось. А вот Абрамовичи, Фридманы, Авены остались. Но о них мы поговорим в следующий раз.

Семья евреев уезжала. Они продали квартиру, машину и гараж. За ними приехало такси. Их провожали всем двором. Их провожал и сосед Иван Николаевич, живший с ними через стену. Он подошел и пожал руку. «Что, Яковлевич, уезжаешь?». Тот кивнул. «А что ты будешь делать вечерами?».

Игорь Яковлевич сел в машину. Он сел в самолет и не мог понять вопроса. Что он будет делать вечерами?

И только на земле Израиля он понял смысл этого вопроса. Он был пророческим. Сидя в маленькой комнатке в кибуце, они, как и прежде ругали советскую власть.

Уезжала и богема. Уехал, проклиная все, непонятый, Навлодский. Он вспомнил, что папа у него еврей. Он уезжал с помпой, провожаемый поклонниками и цветами. Цветы презрительно выкинул. Вальяжно сел в самолет.

Самолет приземлился в Париже. Его там никто не встречал. Только таксисты с плакатами с надписями на французском. Но они встречали всех, а не только его.

Марина привезла его в небольшую квартирку, доставшуюся ей от первого мужа. Надо было начинать новую жизнь.

Новая жизнь началась, как и старая. С опохмела. Марина Гади подняла все связи, но поющий бывший советский гражданин, был менее интересен, чем гражданин просто советский.

Было организовано несколько концертов. Провалившихся. Старой эмиграции была неприятна отцовская квота, по которой он уехал. А другие, были в Штатах.

Наскребя денег, он уехал в Штаты. Америка могла предложить ему рестораны. Там мешала уже квота другая – материнская. Поработал в ресторанах. Деньги уходили на наркотики.

Однажды, сжалившись,