Да что со мною не так, в самом деле!

Измаявшись, ближе к полуночи я спустилась вниз, проникла на пустовавшую кухню, где заварила себе зелёного чая. От переживаний в животе нестерпимо урчало.

Все свои булки я раздала. В моём холодильнике наверняка оставались лишь продукты для новых рецептов. Разве что соорудить себе бутерброд…

Я зажгла свет в своей личной кухоньке и застыла на самом пороге. Посреди рабочего стола, на котором я обычно колдовала, высилась коробка песочного цвета.

Я приблизилась к столу и заглянула в «окошко» на крышке коробки — внутри на белых бумажных розетках лежали в ряд три украшенных белым кремом румяных ромовых бабы. На коробке значилось — Babà napoletano con crema chantilly.

Я приоткрыла крышку — и ударивший мне в нос аромат на миг стёр из памяти все невзгоды этого дня.

Боже-е-есвенный запах…

Кажется, в этом неприветливом доме у меня появился анонимный друг.

Кто же ты, человек с золотым сердцем?

Глава 29

Он не собирался её целовать. Но всё полетело к чертям, стоило девчонке завестись. Она загоралась сама, и он в мгновение ока подхватывал от неё эту непонятную лихорадку.

Только если маленькая Канатас пылала исключительно гневом, с ним… с ним всё обстояло куда сложнее. Его буквально разрывало от двух совершенно разных желаний — от желания хорошенько отшлёпать её за наплевательское отношение к его авторитету и желания… желания заставить её кричать совсем по иному поводу.

Ему пора лечить голову.

Глеб проторчал в библиотеке ровно столько, сколько потребовалось, чтобы остыть от произошедшего. И после каждой новой их перепалки времени на это ему требовалось всё больше.

Проблему нужно решать, иначе очень скоро её дикие обвинения в насилии потеряют свою безосновательность.

Марьянов спас его от самокопаний, и что важнее, от воспоминаний. То, что и поцелуем-то не назовёшь, умудрялось гонять по его жилам расплавленный жар, стоило только вспомнить…

— Глеб, информация от Канатаса подтвердилась. На днях они соберутся обсудить дальнейшую стратегию и по возможности выработать хотя бы относительно единую линию поведения.

Глеб пропустил Марьянова в кабинет, вошёл сам и закрыл за собой дверь.

— Но есть и хорошие новости.

— Кто-то из наших сможет там поприсутствовать?

Марьянов кивнул, расстегнул пуговицу пиджака и опустился в кресло:

— Не то чтобы из наших, но согласился стать нашим инсайдером.

— Цена вопроса?

— Это Якушев. Просит списать ему долг за его неоценимую услугу.

— Владелец гостиницы?

— Он самый. Ты собирался взять с него недвигой, но учитывая обстоятельства…

— Согласен, — Глеб потёр веки и кивнул. — В данном случае информация куда важнее. Передай ему, долг списан. Мы сможем как-нибудь подстраховаться?

— От дезинформации с его стороны? — Марьянов кивнул. — Есть пара соображений. Сделаю всё, что смогу.

— Благодарю, — Глеб перестал сопротивляться усталости, накатившей на него после ощутимого напряжения, пережитого в библиотеке. Опустился в своё рабочее кресло и выдохнул.

Последние дни выдались особенно сумасшедшими…

— Слушай, всё не было времени об этом с тобой поговорить… — в голосе Марьянова прорезалась совершенно несвойственная ему неуверенность. — Меня Марина… в смысле, твоя мать… твоя мать попросила замолвить словечко за их с Валерией возвращение.

Опять двадцать пять. Вот только этого ему сейчас и не хватало.

— Валер, нет. И мы с ней об этом уже говорили. Думаешь, если бы я чувствовал, что они будут здесь в безопасности, стал бы держать их так далеко от себя?

Его друг и наставник потёр густо посеребрённый сединой висок и вздохнул:

— Она очень тоскует. Очень.

— Думаешь, я не понимаю. Или думаешь, я не тоскую? Но прямо сейчас, когда не установился новый статус-кво и все только готовятся к решительным действиям… нет, рисковать ими я не собираюсь.

— Знаешь, я мог бы за ней… за ними присмотреть. За твоей матерью и сестрой.

Марьянов не смотрел на него, нервно забарабанив пальцами по лакированному подлокотнику. А вот это уже что-то новое…

Но Валерий Степанович не проявлял дикого желания разъяснить причины такого вот рвения становиться добровольным телохранителем для его матери. И для сестры. Разумеется, и для сестры.

Они помолчали, и над ними словно сгустилась сотканная из горьких воспоминаний тень Уварова-старшего, его отца.

Им не стоило поднимать эту тему. Не сейчас. Как бы сильно ему ни хотелось увидеться с матерью и сестрой, рисковать ради этой встречи их жизнями… их безопасность он сейчас не доверил бы даже Марьянову. Тем более что он нужен ему. Возможно, больше чем когда-либо.

— Выходит, Зевс по-прежнему играет вчистую?

Погружённый в свои мысли Марьянов вопросительно поднял брови.

— Ничего не таит. Никаких параллельных переговоров, никаких попыток перестраховаться…

Его советник покачал головой:

— С его стороны всё чисто. Ничего подозрительного за ним пока не замечено.

— Хм… И ведь он не может позволить себе игру в долгую, с его-то здоровьем. Всё никак не могу поверить, что он ничего не припас в рукаве. Не тот он человек, чтобы соваться в такой договор без запасного плана.

— Ты сам сказал: сейчас для него совсем не то время, чтобы выстраивать долгосрочные стратегии. Но это, конечно, ещё не гарантия. И это не отменяет путаницы с происхождение его внучки…

Зря. Зря Марьянов поднял этот вопрос.

— Держи меня в курсе насчёт грядущих переговоров, — Глеб буквально вылетел из кресла и пошагал к выходу. — День выдался сумасшедший. Пойду пройдусь.

Пока он остывал в библиотеке, беседовал с Марьяновым и принимал душ в попытках смыть с себя не отпускавшее напряжение, наступил вечер — самое время замедлиться и дать отдых лихорадочным мыслям.

Как-то так выходило, что покуда брак приносил в его жизнь лишь сумятицу и неразбериху. Всё запутывал, всё усложнял и настырно ломал привычный уклад его жизни.

Из душа он вылез с тяжёлой башкой и урчавшим желудком.

Спустился в опустевшую кухню — сам отпустил прислугу, приказав на ужин не накрывать.

Проходя мимо «лаборатории» начинающего кулинара, скользнул взглядом по пустому столу. Тут поживиться, конечно же, нечем — все булки его благоверная сегодня раздала чрезмерно улыбчивым садовникам. Их она считала куда более достойными своих угощений, чем его.

Пока он, добравшись до главного холодильника, собирал себе холостяцкий ужин, вдалеке послышался мелодичный звонок. Глеб невольно взглянул на часы.

А доставка работала всё же на совесть, оправдывая свою цену.

Спустя несколько минут дежуривший в фойе мальчишка внёс на кухню коробочку песочного цвета.

— Добрый вечер. Глеб Викторович. Приятного аппетита.

Глеб кивнул и указал на стол рядом с собой:

— Оставь здесь. Спасибо, Егор.

Мальчишка исчез. Глеб дожевал свой сэндвич,