мамы ее телефон. Своим они обычно возвращают вклады.

– Кто тебе сказал? – удивился стоматолог.

– Максим, зять. Знаешь, какой у них был ежедневный оборот? Миллион долларов, или три миллиарда рублей. Ты понимаешь? Ежедневный!

– Откуда ты знаешь? Тоже от зятя? Тогда пусть он и даст совет, как выбраться.

– Он в Питере, у него своя пирамида. Смотри, какие люди! Видишь вон там даму в берете? Режиссер Лиознова, между прочим, мадам Штирлиц. А Ахмадулина была поручителем и защищала Рачуков.

Появилась милиция и стала разгонять людей, уговаривая идти по домам. Рачука найдут через месяц убитым в собственной ванне, а Францева будет несколько лет в поиске.

* * *

– Дай мне кофту! Дай мне кофту! Алик! Дай мне кофту.

Артур в кухне говорил по телефону – разговор был серьезный.

Оля принесла кофту:

– Эту?

– Я Алика просила, а не тебя.

– Не капризничай, он по телефону говорит.

Лариса разозлилась:

– Я не капризничаю, я болею.

– Я знаю, что ты болеешь, но вокруг жизнь идет. У Алика серьезный разговор.

– С кем?

– Ну откуда я знаю. Вот тебе чай, осторожно, он горячий.

– Ты со мной как с ребенком говоришь.

– Я не знаю, как с ребенком говорят. И ты, кстати, не знаешь. Я пошла. Таблетки Алик даст.

– Оля, скажи мне честно: это рак?

– Я тебе тысячу раз говорила: нет.

Лариса исхудала, и при этом лицо отекло куда-то вниз, изменив ее обычный облик: какая-то чужая капризная старушка.

– Дай мне кофту.

– Я тебе дала.

– Надень! Помоги надеть!

– Ты не можешь сама надеть? Ты вчера еще надевала.

– Не спорь, ты всегда со мной споришь. Не приходи больше.

– Как, вообще?

– Вообще.

– До свиданья.

– Ты куда?

– На свои выселки.

Оля надела длинное тяжелое старомодное пальто и сверху закрутила теплый платок.

Лариса критически ее осмотрела: сколько она привозила сестре хороших вещей, свои отдавала, куда это все подевалось? Ходит в одном и том же.

– Между прочим, эти твои выселки, как ты выразилась, не так-то легко было тебе достать. Алик набегался по собесам и разным инвалидным центрам.

– При чем тут инвалидные центры? – насторожилась Оля.

– Ну надо же было тебя как-то квалифицировать, менингит помог.

Артур мрачно вошел в комнату:

– Ну всё, конец.

– Что? – испугалась Лариса, запутавшись в рукавах кофты.

– Плохо. Я безработный. Иновещание закрывают.

Оля замерла в дверях.

– Надо бороться. Тебе полтора года до пенсии. Давай напишем…

– Куда?

– Я знаю куда. Я сейчас очень хорошо знаю, я все время пишу, я не даю никому спуску.

Оля размотала теплый платок и начала снимать свое огромное пальто.

– А как же твои выселки? – ядовито спросила старшая сестра.

– Успею.

* * *

В квартире Финкельмонов раздался телефонный звонок. Тамара с трудом проснулась. Пробуждения и засыпания давались с трудом. В Израиле ей поставили стимулятор в сердце, стало легче дышать.

– Слушаю, – строго сказала она в трубку.

– Тамара Александровна, это Кочетков. Как хорошо, что я вас застал. Это Кочетков говорит. Вы меня помните? С истфака.

– А-а, конечно, простите, как ваше имя?

– Да меня всегда по фамилии звали. Ну Вячеслав Викторович. Речь не об этом, у нас на кафедре наметили интересное мероприятие: отмечать юбилеи выпусков. Первые вы – сорок лет прошло.

– На какой кафедре? – не поняла Тамара.

– Истфак, я теперь заведующий кафедрой. Вот я чего звоню. Людей надо собирать. Кто жив, кто умер – выяснить. Посчитать по головам, как говорится.

– Яша умер.

– Простите?

– Вы про Яшу?

– Нет, я вообще. Мы заготовим приглашения на мероприятие, и надо знать, кому посылать. Займитесь, пожалуйста, своей группой – я вам перезвоню через недельку.

Тамара боялась, что у нее даже телефонов нет. Стала искать старые записные книжки. Нашла Лешкин, Ларисин, Рыжего. Нет, можно созвониться. Наткнулась на старый телефон дочери. Отношения у них были плохие, просто никакие.

Она вернулась недавно, и никак не могла повидаться с дочерью. Света, наверное, поменяла телефон. Тамара не была уверена, в курсе ли она, что отец умер. Или она все время в дороге: ездит и ездит по миру, лишь бы дома не бывать.

Начала с Берты. Та оказалась доступна.

– Берта, дорогая моя, ты меня узнаешь?

– Да, конечно, это кто?

– Тамара.

– Рогова? Как я рада тебя слышать. Знаешь, я сейчас убегаю, ты прости. Звони! Только обязательно. Уже ушла.

Потом соединилась с Русиной. Та была безутешна из-за «Чары». Стала рассказывать про интриги и как было трудно вернуть средства. Говорят, режиссер Лиознова вообще всё потеряла. А вот нам все же удалось часть вернуть, но это стоило стольких нервов.

А ведь Францеву до сих пор ищут.

Наконец Тамаре удалось встрять:

– Звонили с кафедры, ну истфака – они собирают наш выпуск. Сорокалетие.

Русина странно отреагировала:

– А какое я имею отношение к истфаку? Я Никите передам.

И продолжила про «Чару», не задав ни одного вопроса про Тамарину жизнь.

Расстроившись, дозвонилась до Ларисы. Подошел Артур. Он только сказал «алло» и пропал. Доносились голоса, звонок в дверь, опять голоса. Что-то упало. Кто-то плакал.

Она слушала звуки чужой жизни и понимала, что там беда. Она знала эту беду, она была с ней знакома. Она только что пережила это отчаянье и эту беспомощность. Это была смерть. Сделать отбой она не решалась. Просто держала возле уха и молчала.

Потом отбой дали там. Наверно, понадобился телефон.

…Ларисы больше не было на земле. Оля приняла ее последний взгляд и выдох.

Артур сидел и смотрел в пол. Врачи скорой писали бумаги.

Артур обдумывал одну и ту же мысль и повторял ее про себя бесконечно: «Жизнь оказалась короткой и состояла из каких-то обрывков».

* * *

Все три девочки: Берта, Русина и Тамара пришли в строгих пиджаках с университетскими ромбиками на лацканах. Причем у Русины был пиджак из французского бутика, а Тамара и Берта надели пиджаки мужей. Рыжий выглядел великолепно и со всеми здоровался, пожимал чьи-то руки, шутил с дамами, а некоторые к нему просто льнули.

– Эффект телевидения, – объяснила Русина, – стал на экране появляться.

Она тоже с кем-то здоровалась. Тамара и Берта не узнавали никого. Это же был их поток, пять лет вместе учились. А их группа? Умерли, что ли, все?

И вдруг Тамара увидела Артура – он так же озирался, как они, никого не узнавая. Она бросилась ему на шею:

– Алик, дорогой, как я рада тебя видеть!

– Рогова, – просиял Артур, – когда ты вернулась?

– Финкельмон умер – я и вернулась.

– Мои соболезнования.

– И мои тебе тоже.

– Я никого не позвал – она так просила.

– Где похоронил?

– Развеял в Сокольниках.

– Тоже она просила?

– Да.

Помолчали. Стали приглашать в зал. Совершенно незнакомые лица, постарели, что ли. Незнакомые стены, ремонт, наверное, был. Если бы не эти пять близких людей, было бы ужасно. Шестым оказался Кочетков: морда квадратная, лоснится, глазки заплыли. Не хватает малинового пиджака. Пришлось пожать ему руку. Из-под манжета выглянул роскошный «роллекс».

Мероприятие было официальное и смертельно скучное. Ничего живого. Объявили выступление депутата Думы по высшему образованию. Артур даже не удивился, что им оказался немного постаревший координатор.

Стало совсем противно. Тамара сказала: «Давай сбежим». Они огляделись – Берта и Русина обсуждали внуков, а Рыжий вообще сидел в