не поверил и пошел проверять. Вова, мудрый в своем опыте службы, оказался прав на сто процентов. Ни зеленой, ни жёлтой, ни коричневой, ни шиша. У нас имелась батарея использованных банок всех цветов, но хотя бы полбанки красной не имелось даже в перспективе. Донца, покрытые тонким засохшим слоем, вот и всё.

— Пиздец, — сконстатировался факт, — и чё делать станем?

— Не ссы в трусы, душара. — Вова закурил, — если есть в кармане пачка сигарет, то не все уж плохо на сегодняшний день.

Он слушал попсу через старенький приёмник, но оказался настоящим рок-н-ролльщиком, волшебником и вообще. У нас имелся растворитель, смекалка и пустые разномастные банки, и, что куда важнее, ничего так себе любовь к эстетике на двоих.

Через час, вооружившись большой кистью и банками, где на донышках лениво перетекали крохи живительного материала, мы стояли на нашей площадке. Полк готовился к ужину, солнце светило и фанера радостно серела перед нами.

Синяя, красная, зеленая, немного черной и чуточку белой, самые крохи жёлтой и кисть, работающая размашистыми взмахами. Кое-как разбавленные остатки красок летели на планшеты неравномерными каплями. Вова махал кистью аки Гарри Поттер в кино через пятилетку, щедро брызгая нашим спасением. Планшеты из скучной серости становились крапчатыми и весёлыми.

— Учись, дух, пока я жив, — сказал Вова закончив. — А теперь сгоняй в столовку за едой. А я работать.

Он упорно рисовал разноцветными ручками какую-то фэнтезийную картину, больше всего напоминающую голых бабу с мужиком а-ля Вальехо, летевших через непонятный коридор в стиле финального босса старой-доброй «Контры». Порой даже казалось, что закончить рисунок к дембелю важнее самого дембеля.

Причём тут замполит? Всё просто.

Мы, как-бы имевшие задание самого комдива, тупо забили на ночной подрыв. Часов в шесть к нам вежливо постучали. В ту дверь, что выходила на площадку над полковым двором, на самом третьем этаже.

Мы открыли.

Замполит, весь в «росе» и берете шагнул в мастерскую, ещё пахнущую подсыхающими произведениями искусства.

— Вы, клуб, совсем охренели, — сказал майор, — зарвались вы пацаны. Полк бегает по тревоге, а вы…

Он пригляделся к Вовиной картинке, нахмурился и закончил:

— А вы тут баб рисуете? Хрен с вами, золотые рыбки. А вот тобой…

Его палец уставился на меня.

— Тобой я займусь.

И ведь не наврал.

Караул с блокнотом

Мой первый караул оказался дивизионным. Мы шли в штаб дивизии и оставались там, стоя по одному у мирно спавшей БМП-1. На кой ляд бэха стояла даже без водителя — так и осталось тайной. Наверное, как памятник и для красоты.

Помначкара оказался Жан и не сказать, что нас оно радовало. Становилось ясно — вряд ли два его друга отправятся на пост вообще, так что служить придется нам двоим. Так и вышло.

Тяга к стволам почти выветрилась в первые сутки настоящего боевого дежурства. Плечи ныли от броника и самого АК, спина жаловалась на подсумок, а стоять в сапогах, чуть прохаживаясь из стороны в сторону, оказалось тем еще удовольствием. Жарило неплохо, радуя отсутствием каски на башке.

Прямо напротив стадиона, со стороны улицы 1 мая, торчала высотка. Всего бы ничего, высотка и высотка, часть-то в городе как-никак, если б не «но». Но заключалось в типовом проекте, когда-то одобренном МинСтроем СССР незадолго до развалы страны… И в точно таком же здании, только не с синей плиткой, а с жёлтой, где два с половиной месяца назад мне было жутко хорошо.

Начало мая, день рождения подруги моей первой настоящей любви, веселуха, «Винстон», красивая любовь голышом в одной со мной койке. Красота и более ничего лишнего. Не то, что сейчас, когда приходилось томиться во всем не особо лёгком, под солнцем, стараясь не замечать военную братию, к концу дня начавшую уходить по домам.

Мысли одолевали знатно грустные, крутившиеся вокруг еще полутора с лишним лет службы, упущенных возможностей, собственной лени, загнавшей себя и, конечно же, моей обожаемой красоты, что наверняка сейчас…

Плохо не доверять людям, плохо не доверять тем, кого любишь, но против себя не попрёшь, равно как против наблюдаемых отношений, прерванных той самой службой в армии. Это хватало у всех и каждого и мне вряд ли полагалось стать исключением.

А еще хотелось полежать, пожрать чего-то нормального и не видеть опостылевших за пару недель рож дедов, сейчас гасящихся в караулке.

— Служи, солдат, как дед служил

А дед на службу хуй ложил

Глубокомысленно, в чем-то верно и совершенно тупо.

Меня сменили через час, пришёл разводящий и Илюха, занявший моё место. Лицо у Илюхи было невеселое и как-то само собой предположилось, что дальше будет интереснее.

— На, — сказал Жан и протянул мне блокнот, — видал, что мне прошарили?

— И?

— Рисуй, воин, рисуй, чтобы всё как положено.

На что положено — хер наложено, так и тянуло сказать мне, но выбирать не приходилось. Тем более, рисовать не особо и сложно, выпендриваться не стоило, а технику глуповатых типа шаржей, показанную на уже имевшихся блокнотах понял, раскусил и уже немного практиковал.

Что главное в дембельском блокноте, давно заменившем альбом? Простота. Здесь нет кальки, не имеется фольги, не надо обтягивать обложки из шинельного сукна с лычками, значками из петлиц и прочими статусными вещами. Даже шеврон, если нужно, дедушки лепили сами, не особо доверяя рукожопам новых призывов.

Вещь-то простая: берешь шеврон, полиэтилен и кусок подшивы. Складываешь именно указанным бутербродом и гладишь утюгом, пленка плавится, ткань соединяется и становится толще, радуя глаз и выделяясь объёмом. Так себе развлечение, но дембелям нравилось.

Ну, а картинки? Тоже мне, творчество передвижников, экспонаты Третьяковки или даже чего хуже. Сраный дембельский поезд с датами на глазастой морде, на всех парах несущий дембеля домой под ор Юры Хоя, летевший из открытого окна в комикс стиле, сами понимаете:

— Домой, домой, пора домой!

Томная красавица с сисяндрами и почти в неглиже, «почти» как бы намекало на развязывание дембелем неких шнурков, открывавших вход в блаженство упруго-влажного рая, ждущего впереди.

Могильная плита с надписью «Дедовщина», прижимающая под собой… Бинго! Вы угадали, прижимающая собой трепыхающийся Устав. В порядке рацпредложния и за-ради нескучной рисовки предложил нарисовать упыря с повязкой, украшенной данной надписью, упыря, проткнутого колом суровой дембельской правды, но…

Но Жан отказался, а я решил не настаивать, традиции такие традиции.

Несомненно — скорпион, хотя как он касался собственно Жана, загасившегося от командировки, так и не стало ясно.

Само собой — сраный патрон, порванный пополам, украшенный группой крови и колючкой.

Естественно — череп в берете и с