Олимпия повесила трубку и еще долго сидела неподвижно, глядяна телефон. Она так задумалась, что даже не заметила, как с папками в рукахвошла Маргарет.

– У тебя такой вид, будто ты волка увидела. Что-то нетак?

– Да нет, все в порядке. Это был волк в овечьей шкуре.Чарли мне посоветовал позвонить Чонси. И оказался прав – удалось подготовитьпочву для нормального общения на Аркадах. Я только что с ним говорила. Ушамсвоим не верю, Чонси был сама любезность!

Олимпия действительно была поражена до глубины души. Чонсибыл гораздо любезнее, чем Гарри, когда речь заходила о предстоящем бале.Впрочем, это можно было понять: светские рауты – стихия Чонси, а для Гарри –это чужой и непонятный мир.

– Ну что ж, уже неплохо, – улыбнулась Маргарет.

– Он за пятнадцать лет мне столько добрых слов несказал, сколько сейчас. Наверное, на радостях, что девчонки выходят в свет. Онэтому такое значение придает!

– Это и в самом деле большое событие. Они получатудовольствие. Надеюсь, и ты тоже. Я уже жду не дождусь. Ни разу не была натаком балу. Я себе даже платье купила, представляешь?!

– Я тоже. Мы с Фридой уйму времени потратили, да иденег тоже, зато теперь в полной боевой готовности.

– Гарри так и не передумал? – осторожнопоинтересовалась Маргарет, кладя бумаги на стол. Она пришлапроконсультироваться с коллегой, но не могла не обсудить тему бала.

– Нет. И вряд ли передумает. Как мы только его ниуговаривали! Я капитулировала. Хорошо хоть, Чонси в кои-то веки ведет себяприлично. Правда, еще не факт, что он будет так же мил в самый ответственныймомент.

Чонси любил выпить, правда, теперь это случалось реже, чем вгоды их супружества, как говорили их общие друзья. В молодости Чонси напивалсяпочти ежедневно. Вначале алкоголь придавал ему обаяния и романтизма. С годами,выпив, он стал впадать в агрессию. Невозможно предсказать, каким Чонси будет набалу, когда выпьет четыре мартини и бутылку вина или, еще того хуже, бренди. Нона данный момент он вел себя достойно, а это уж забота Фелиции – следить, чтобымуж не перебрал. Слава богу, от Олимпии теперь этого не требуется. Фелиция тожебыла не прочь выпить, в этом отношении они были два сапога пара. Сама же Олимпияк спиртному относилась равнодушно, как и Гарри.

– Олли, не волнуйся! Я буду рядом, – заверилаМаргарет. – Все будет хорошо!

– Ты мне будешь очень нужна, – сказала Олимпия ирешительно придвинула к себе папки с документами. Маргарет устроилась напротиви принялась объяснять, что к чему.

К удивлению Олимпии, после разговора с Чонси в ней, вопрекивсему, почему-то поселилось предчувствие, что день первого бала дочерей станетеще большим испытанием, чем можно было себе представить. Особенно без поддержкиГарри!

До бала оставалась ровно неделя. В субботу Олимпияпроснулась с высокой температурой. Она два последних дня чувствовала себяневажно. Саднило в горле, болел живот, нос заложен. А к вечеру субботы онаразболелась окончательно. Термометр показывал тридцать восемь с лишним. Ввоскресенье ей немного полегчало, но взбунтовался желудок. Рези в животе былитакими сильными, что, когда Олимпия спустилась на кухню, она с трудомсдерживала слезы.

Гарри готовил сыну завтрак. Олимпия сразу заметила у Максанездоровый румянец. После завтрака она поставила ребенку градусник. Тридцатьдевять! Макс хныкал и жаловался, что чешется живот. Осмотрев тело сына, Олимпияобнаружила у ребенка обильную сыпь. Вся кожа была покрыта крошечными краснымиточками, и, когда она заглянула в книгу доктора Спока, которую хранила еще срождения старшего сына, поняла, что у малыша, как она сразу и подумала,ветрянка.

– Господи! Ну почему именно сейчас?! – воскликнулаОлимпия и в сердцах отшвырнула ни в чем не повинную книгу.

На этой неделе им никому нельзя было болеть. Ей надо быть встрою, у нее на работе куча новых дел, а Маргарет взяла недельный отпуск.Оставлять Макса на попечение няни, когда он болен, было не в ее правилах. Даеще не факт, что она сама поправится и сможет выйти на работу.

Олимпия позвонила педиатру, тот посоветовал щедро намазатьтело Макса цинковой болтушкой и держать в постели. Главное, сказал доктор,чтобы мальчик не расчесывал воспаленные места.

К счастью, у самой Олимпии температура начала спадать.Самочувствие по-прежнему было отвратительное, но у нее по крайней мере, скореевсего, был грипп или тяжелая простуда, так что через несколько дней она должнапоправиться.

Во вторник вечером должен был приехать Чарли, он поможет ейс младшим сыном. А в среду после обеда прилетают девочки.

В воскресенье вечером позвонила Джинни. Говорила жуткимголосом – оказалось, у нее бронхит, и девушка кашляла в трубку так, что в ушаху Олимпии звенело.

– Завтра никуда не ходи, полежи денек! –посоветовала мать. Было ясно, что пока о поездке домой не может быть и речи.

– Не могу, мам. У меня же экзамены! – возразилаДжинни и разрыдалась.

– Попроси перенести, ты же сейчас не в состоянии никудавыходить! – убеждала дочь Олимпия.

– Переносы принимаются только по пятницам. Тогда ядомой попаду не раньше позднего вечера пятницы!

Вирджиния жалобно всхлипнула. Она ужасно себя чувствовала,но пропускать бал, назначенный на следующие выходные, – такого она ипредставить себе не могла.

– У тебя, мне кажется, выбора нет.

– А представляешь, нос распухнет?

– Это еще не самое страшное. Завтра же сходи вмедпункт, пусть тебе дадут антибиотики, чтобы окончательно не разболелась. Вобщем, немедленно прими меры!

Голос у Джинни был ужасный. Вероника пока держалась, но,учитывая, что они с сестрой живут вместе в крохотной комнате, Олимпия моглапредположить, что и она заразится.

– У Макса ветрянка, – убитым голосом сообщилаона дочери. – Слава богу, вы все переболели в положенное время. Не хваталоеще сейчас… Он тоже себя ужасно чувствует, бедняжка. В общем, не дом, алазарет…

Ну и неделя! Все разболелись, и главное, так не вовремя.

В понедельник Олимпия почувствовала себя лучше, а вот Максустало хуже. Джинни позвонила сообщить, что ей прописали антибиотики, иоставалось надеяться, что к концу недели ей полегчает. Она сходила написьменный экзамен и теперь, всхлипывая, твердила, что наверняка все завалила.Успела сказать, что ее приятель Стив оказался порядочным придурком, но всеравно обещал сопровождать ее на бал. Олимпии показалось, что это любезностьсомнительного свойства, но она не стала выспрашивать, тем более что в этотмомент к Максу пришла нянька, а ей было пора убегать на работу – несмотря наболезнь сына, остаться с ним дома она не могла.

Весь день Олимпия сидела в кабинете, сморкалась и вытираласлезы. Живот больше не болел, но из носа лило, голова раскалывалась. Каждый часона звонила домой и справлялась о малыше. Нянька успокаивала, говорила, чточувствует он себя неплохо, но к вечеру Макс весь покрылся сыпью.