Посвящаю эту книгу трем необыкновенным сестричкам: Саманте,Виктории и Ванессе, очаровательным маленьким дамам; их милой старшей сестреБеатрисе; их замечательным старшим братьям Тревору, Тодду и Ники и младшемубратику Максу. Пусть каждого из вас судьба одарит благополучием, удачей, добрымсердцем, любящими людьми. Будьте всегда сильны духом, счастливы и неразлучны!Пусть каждый поворот калейдоскопа жизни приносит вам радость. Нам калейдоскопподарил вас — дражайшие, бесценные создания. А вам он пусть дарит любовь,цветы… улыбки… Держитесь вместе, милые, поддерживайте друг друга, побольшесмейтесь, старайтесь не растерять ту любовь, которую мы вам привили. В знаклюбви к вам и вашему папе, в знак тех чувств, которые мы питаем друг к другу ик вам, искренне.

Д. С.

Момент бытия, мерцающий миг, бриллиант в морских волнах,светящийся живой огонь, драгоценный луч, но вот, вдруг, поворот — и меркнетсвет, и целый мир во мрак одет, будто в первый раз, а после — песни, рифмы вновь,опять любовь, опять мерцанье это — лучей рассвета и темноты; и, снова тень насвет сменив, так прихотлив и так неведом каждый шаг надежды в нас, так резкосвет сменяет тьма, тоски и радости мерцанье, и вновь назавтра ожиданьепревратится вдруг в лихой галоп… лишь незримый поворот руки — и вновь событийискр слепящий сноп… ведь наша жизнь — всегда большой калейдоскоп.

24 декабря 1943 года северо-западнее Неаполя шли проливныедожди. Сэм Уокер, съежившись в окопе, зябко кутался в плащ-палатку. До войны онне бывал в Европе. Но участие в военных действиях далеко не лучший способзнакомства с миром — Сэм повидал то, чего никогда не хотел бы видеть.

Он находился по эту сторону океана с ноября 1942 года:сражался в Северной Африке, принимал участие в операции «Факел» и считал, чтохуже Африки, с ее страшной жарой и ослепляющими песчаными бурями, ничего нет,но теперь понимал, что ошибался. Руки у него так окоченели, что пальцы едваудерживали «бычок» — подарок, полученный на Рождество от друга. О том, чтобыего раскурить, вообще не могло быть и речи.

Ветер с гор пронизывал до костей; это была худшая из зим,так по крайней мере считали итальянцы, и Сэм вдруг затосковал по зною пустыни.На Сицилию он прибыл в июле в составе 45-го пехотного полка Пятой армии Кларка,а в октябре участвовал в битве за Неаполь. Потом был бой под Термоли. Последниеже два месяца они ползком, по скалам и буеракам, пробирались к Риму, сражаясь снемцами за каждую пядь земли, и каждый пройденный дюйм обильно поливали своейкровью.

— Черт! — выругался Сэм, обнаружив, что промоклапоследняя спичка, да и «бычок» — единственный рождественский подарок — тожеотсырел.

Сэму был всего двадцать один год; когда японцы атаковалиПирл-Харбор, он учился в Гарварде. Гарвард… При мысли об университете он бырассмеялся, если бы не чувствовал такую смертельную усталость.

Гарвард… с его кипящей событиями жизнью, стариннымкомплексом зданий, заполненный ясными молодыми лицами, излучающими желаниекогда-нибудь завоевать мир. Если бы он только знал, что его ждет… Теперь трудноповерить, что он когда-то был частью всего этого.

Сэм немало потрудился, чтобы поступить в Гарвард. Для него,обычного городского паренька из Сомервилла, поступление в этот престижныйуниверситет было мечтой всей жизни.

Сестра над ним смеялась — единственным ее желанием быловыйти замуж за кого-нибудь из одноклассников, причем их пригодность ксупружеской жизни она нередко проверяла в постели. Эйлен была на три годастарше Сэма и, когда он наконец поступил в Гарвард, уже успела выйти замуж иразвестись. Родители их погибли в автокатастрофе, когда Сэму было пятнадцать, имальчику пришлось жить с сестрой и ее восемнадцатилетним мужем.

Но долго он с ними не выдержал, впрочем, юный супруг тожевскоре оставил Эйлен. С тех пор Сэм ее практически не видел.

Лишь на третий день после призыва он все-таки поехалпопрощаться с сестрой. Эйлен работала в баре. Она сильно изменилась,обесцветила волосы, и Сэм едва узнал ее в полумраке. Вначале она смутилась, нов ее взгляде все равно горел тот самый алчный огонек, который Сэм такненавидел. У Эйлен на уме были только кавалеры, и младший брат никогда ееособенно не интересовал.

— Ну что ж, удачи тебе…

Эйлен нервничала — ее ждали клиенты — и не знала, что ещесказать брату. Сэм же не решался поцеловать ее на прощание.

— ..Сообщи, где ты находишься.

— Да, конечно… не беспокойся…

Прощаясь с ней, Сэм снова чувствовал себя двенадцатилетниммальчиком. Ему вспомнилось все, что он не любил в сестре. Впрочем, трудно былобы назвать то, что он в ней любил. Они всегда были очень разными, словноприбыли с разных планет.

Эйлен в детстве изводила брата россказнями о, том, что онякобы был усыновлен, и он верил ей, пока в один прекрасный день мать ее невыпорола и с обычной, для себя пьяной откровенностью не сообщила Сэму, что весэто вранье. Эйлен врала всегда и по любому поводу и при каждом удобном случаесваливала на Сэма вину за свои проделки. Отец, как правило, верил именно ей.

Все его родственники казались Саму чужими: и могучегосложения отец, всю жизнь проработавший на рыбацкой шхуне, и мать,злоупотреблявшая спиртным, и сестра, каждую ночь пропадавшая на гулянках.Порой, лежа в кровати, он мечтал о жизни в настоящей семье, где регулярнаготовится горячая пища, стелют чистые простыни, ездят на пикники, где многодетей и собак, а родители часто смеются. Сэм же не мог вспомнить, чтобы егородители когда-нибудь улыбались, смеялись или держались за руки, ему казалось,что они этого вообще никогда не делали.

Втайне он ненавидел их за ту нищенскую жизнь, которую онивели и на которую обрекли и его. Он желал гораздо большего. А они, в своюочередь, ненавидели его за честолюбие, ум, первые роли в школьных спектаклях иза нежелание жить той жизнью, что устраивала их. Однажды Сэм признался отцу,что хотел бы когда-нибудь поступить в Гарвард, в ответ тот посмотрел на негокак на чужака. Таким он, впрочем, и был для них всех.

Наконец мечта Сэма сбылась — его приняли в Гарвард, да еще идали стипендию — лучший в его жизни подарок… Наступил тот самый волшебный день,ради которого пришлось так много и так долго трудиться. И вдруг через тримесяца все это кончилось.

Дождь хлестал по его окоченевшим рукам. Вдруг где-то рядомраздался незнакомый голос. Сэм обернулся.

— Может, огоньку?

Рядом стоял высокий голубоглазый светловолосый солдат.Ручейки дождя стекали по его впалым щекам. Казалось, что все они плакали в этужуткую погоду.

— Ага, спасибо… — кивнул Сэм, улыбнулся, и на мгновениеего глаза вспыхнули прежним светом. Когда-то, целую вечность назад, он былвеселым юношей и мечтал стать душой театральной студии Гарварда.