Лизетта кивнула, взяла со столика поднос с едой, подошла к спящему Виссариону и ласково прошептала ему на ухо:

– Господин генерал, пора вставать. Завтрак подан!

Виссарион нехотя открыл глаза, а супруга еще раз шепнула ему на ухо:

– Извольте, дорогой генерал, отведать здешней еды.

Виссарион принюхался, сморщил нос и недовольно спросил:

– Это еще что?

– Очень полезный завтрак, мой дорогой: тыквенная кашка, моченое яблочко и, я так полагаю, огуречный рассол, – любезно ответила Лизетта.

– Какая моченая кашка, какой рассол! Ты что, совсем спятила? На завтрак мне – кофею и мяса, – возмущенно ответил Виссарион.

– Дорогой, в этом городе по утрам едят тыквенные каши и запивают огуречным рассолом, а вечером и по ночам – по-видимому, вместе с привидениями, по-дружески – все до утра пьют горячительные напитки и закусывают той же тыквенной кашей… А теперь – главная новость! Мой дорогой, в этом доме помимо нас живет на первом этаже, представь себе, макака, – торжественно произнесла Лизетта.

– Куда я попал? Это не город, а сумасшедший дом! Голубушка, что ты несешь? Какая макака? Ну и ночка! Ты сама стала похожа на макаку, – завопил Виссарион. – Дай ты мне, наконец, отдохнуть. Я хочу спать!

Лизетта возмутилась:

– Грубиян неотесанный!

Виссарион не ответил, а повернулся на другой бок, посопел и быстро снова уснул. Лизетта совсем расстроилась. Она даже вообразить себе не могла, что муж способен сравнить ее с макакой. Но вскоре она успокоилась, погасила свечу, легла, закрыла глаза и попыталась хоть немного, но еще поспать.

Так вот откуда этот запах!

Лизетта спала и видела сон: будто стоит она на крыльце хрустального дворца в длинной песцовой шубе и в золотой короне. А перед крыльцом – тьма-тьмущая людей, и все они – к ней! Рыбаки катят бочки с рыбой и несут на руках золотые подносы с черной и красной икрой. Охотники тащат лисьи и песцовые шкуры. Кондитеры подносят горы конфет, крендели и диковинные пирожные. Фабриканты идут один за другим, низко кланяясь, и подают ей серебряные шкатулки с золотыми украшениями и брильянтами. Молодые люди протягивают роскошные букеты. Заморские гости в шелковых халатах подают диковинные флаконы духов, на которых сверкают алмазы. От них исходит чудесное благоухание… Но сквозь благоухание пробивается – сначала еле заметный, а потом сильней и сильней – какой-то другой запах, и запах этот трудно назвать приятным. Вскоре он превратился в зловоние. Хрустальный дворец окутался прозрачным туманом, который начал сгущаться, сгустился и стал похож на темную тучу. Люди, спешившие к ней, улыбаясь, медленно, один за другим, исчезли. Лизетту охватило беспокойство, от которого она и проснулась. Она открыла глаза. За окном уже рассветало. Но неприятный запах остался и наяву.

Она поднялась с кровати, не спеша надела халат, подошла к окну и ахнула. Оправдались худшие ее опасения, из-за которых она боялась провинции. За окном вокруг площади стояли скромные домишки, лавки со старыми вывесками, без витрин. Через площадь был виден берег реки, а за рекой поднимался дремучий лес с по-осеннему мрачными голыми стволами. Ни одного прилично одетого человека… Вообще ни одного человека. Зато у крыльца дома градоначальника лежала в огромной луже бурая от грязи свинья.

– Так вот откуда этот запах! – прикрыв платком свой нос, закричала Лизетта. – Поразительно… Нет, это просто возмутительно! Свинья под моим окном! Какая наглость! Разлеглась и спит, как у себя в свинарнике. Ну, я тебе сейчас покажу!

Лизетта открыла форточку, схватила попавшиеся под руку генеральские сапоги и швырнула их, один за другим, на улицу, пытаясь попасть в свинью. Не тут-то было. Один сапог упал в лужу, где тут же наполнился водой, а другой улетел за крыльцо. Лизетта разозлилась еще больше. Схватила мужнины домашние туфли и тоже швырнула в форточку. Один упал прямо перед свинячьим пятачком, другой – неизвестно куда. А свинья лежала себе как ни в чем ни бывало, не обращая никакого внимания на вопли Лизетты и туфли.

От этих воплей генерал проснулся, увидел сердитую, возмущенную жену. Вскочил с постели, накинул на себя халат, надел пенсне, схватил свою саблю и босиком подбежал к окну.

– Что там опять такое? Не ночь, а сущий кошмар, – закричал генерал.

– Меня сейчас хватит удар! Я проснулась от ужасной вони. Подошла к окну, а там… там… Ты не поверишь! Под окном генеральской спальни валяется… свинья. В грязной луже лежит и похрюкивает! Возмутительно! Позор! Куда ты меня привез? В свинарник! – кричала Лизетта.

– Да уж! Это тебе не французские духи. Изрублю в куски любого, даже свинью, ради тебя, дорогая! Да, свинья – это в самом деле возмутительно… А где, кстати, мои домашние туфли? – спросил супругу генерал.

– Дорогой, пока ты спал, я, как могла, сражалась за нашу честь с этим мерзким животным. Я пыталась его прогнать и бросила в эту жирную тушу первое, что подвернулось под руку. А подвернулись мне твои сапоги и твои туфли. Ты же сам всегда говоришь, что любая битва требует жертв.

Генерал посмотрел на свои босые ноги и спросил:

– В чем же мне теперь ходить?

– Дорогой, только не огорчайся. Походи немножко в моих, в розовых с помпонами… И вообще ты сам виноват! Куда ты меня привез! После нашего дома, после столицы!.. Со вчерашнего дня я только и слышу: хрю-хрю, му-му-му, кукареку-кукареку. А я-то надеялась, что вечером будет бал в нашу честь, – горько сказала Лизетта.

Генерал попытался втиснуть свои ноги в шлепанцы.

– Ну и шлепанцы! Розовые, еще и жмут. Тьфу! За одну ночь я потерял очки, сапоги и туфли. Не хватает только, чтобы исчез мундир. И я останусь в Захудалом навсегда. В нижнем белье и розовых шлепанцах. С помпончиками!

Вскоре прибежала Агафья. Пинками она отогнала упрямую свинью от окон спальни. Свинья недовольно визжала, но, в конце концов, все-таки поднялась и пошла искать себе новое место.

– Агафья! Чтобы ни одной живой свиньи в округе больше я не видел! – грозно закричал из окна спальни генерал, а потом добавил потише: – Принеси-ка с улицы мои сапоги.

– И туфли! – добавила Лизетта.

– И позови-ка мне быстро полицмейстера и городскую знать, так сказать! Скажи – генерал столичный приказал. И чтобы были у меня через час! – приказал Виссарион.

– Так они уж приходили с утра пораньше. Нижайший поклон велели передать, – ответила Агафья.

– Нижайший поклон, говоришь? Это хорошо. Общий сбор через час! – громко произнес Виссарион.

– Есть, господин генерал! Общий сбор? А кого звать-то? Знати всякой и полицмейстеров у нас отродясь не было, – сказала старушка.

– Не петухов же и куриц местных звать?! Они и так, гляди вон, гуляют по площади. Тетеря ты непонятливая! – заметил генерал.

– Есть, господин генерал! – громко ответила Агафья, потом задумалась и сказала: – Так кого же звать-то? Я так и не поняла.