– Ну и коридорчик… Просто какая-то галерея ужасов… Но чем это тут пахнет? Чем-то знакомым, – сказала Лизетта.

– Да уж, действительно, знакомым, – ответил генерал, осторожно шагая вперед. И вдруг наступил ногой на что-то хрупкое.

– Черт побери! Я что-то или кого-то раздавил! Ну и что это? – сказал генерал и посветил на пол свечой. Каково же было его удивление, когда он увидел, что под ногами лежали его очки. Виссарион посмотрел на Лизетту и с удивлением прошептал:

– Чертовщина какая-то! Мои очки! Я раздавил свои очки. Но ведь они лежали у меня на тумбочке! Я прекрасно помню, как перед сном положил их туда. Чертовщина какая-то!

– Ты ходишь как слон, вот и раздавил. Я тебя предупреждала – в этом доме творится что-то неладное. Может быть, конечно, вчера ты случайно обронил их на этом месте. А может быть, и нет, – шепотом ответила Лизетта и шагнула вперед. И тут же почувствовала, как под ногой хрустнула хрупкая коробочка.

– Ну что за напасть! – воскликнула она. – Теперь я на что-то наступила. Что-то случайно раздавила.

– Случайно, говоришь? Моя дорогая, все случается неслучайно. И особенно в этом доме, – многозначительно ответил Виссарион и осторожно направил свечу вниз. На полу лежала сломанная коробочка, отделанная синим бархатом с виньетками, прошитыми золотой ниткой.

– Какой ужас! Это же моя французская пудреница, она вечером лежала в моей сумочке, – воскликнула Лизетта.

– Бывшая пудреница, – добавил генерал и продолжил: – А ведь я совсем недавно подарил ее тебе на день рождения!

– Твой главный подарок мне, дорогой, это незабываемая поездка в отвратительную глушь! Затащил меня сюда, словно удав свою жертву… Виссарион, что это?! Посвети-ка сюда свечой… На кабана. Кажется, рядом с ним на полу что-то валяется, – сказала Лизетта.

Виссарион повернулся и направил свет в сторону чучела. На полу валялись разорванная сумочка и пустой флакон из-под духов. Так вот чем знакомым здесь пахло! Морда у кабана была размалевана пудрой.

– Просто нечистая сила какая-то, – брезгливо взглянув на кабана, почти шепотом сказал генерал.

– Что там такое? – спросила из-за его спины Лизетта.

– Что там, что там? Рыло кабанье и, кажется, твоя сумочка! – задумчиво ответил Виссарион.

– Боже мой, моя любимая сумочка! Флакончик пустой. Где же мои духи? Все понятно! Этот мерзкий кабан и есть то самое привидение! Он проснулся, отряхнулся, встал на задние копыта. Решил прогуляться по дому, ну и зашел к нам в спальню. Взял мои духи, пудру и твои старомодные очки… Зачем ему это все? Впрочем, пудрой он для красоты напудрил себе морду. Еще как припудрил, не жалея! А твои старые очки понадобились ему для того, чтобы почитать, сидя на диване, предположим, свежую газету? Потому он к нам и зашел, – возмущенно, но так же почти шепотом произнесла Лизетта.

– Что за чепуху ты городишь. Жужжишь, как муха этакая, – недовольно проворчал генерал, подходя к входной двери. Осторожно осветил ее свечой сверху вниз, взялся за дверную ручку. Дверь открылась.

– Подозрительно! Очень подозрительно! Даже очень подозрительно! – продолжал Виссарион: – Дверь не заперта на замок! Но я же помню, что, когда Агафья уходила, она закрывала дверь на ключ.

– А что если эта старушка и есть то самое привидение?! Днем она – как все люди, а ночью превратилась в привидение, вернулась и забралась в нашу спальню, – рассуждала Лизетта. – И стащила у меня буквально из-под носа мою любимую сумочку… И зачем-то твои очки.

– Ты в своем уме?! Зачем этой старухе нужны мои очки, да еще твои паршивые духи с пудрой? – произнес Виссарион.

– Они не паршивые! А очень даже дорогие! – ответила супруга.

– Хорошо, я неправ. Но что-то здесь не так! Ты говорила, что видела из окна нечто странное? – сказал генерал.

Он затушил свечу, чтобы глаза привыкли к темноте, приоткрыл входную дверь и первым вышел на улицу. Лизетта пошла за ним и взволнованно ему шептала:

– Это точно было привидение. В страшной черной накидке, закрывающей его с головы до ног. Может, даже их было двое или трое! Точно не помню. На улице было очень темно. И оно очень быстро промчалось. Просто летело! Прямо шмыг – и исчезло! Какой ужас!

Генерал с супругой задумчиво постояли на крыльце, осторожно прошлись вдоль дома, прислушиваясь к каждому шороху, и вернулись обратно. Генерал закрыл входную дверь на замок и шепотом сказал:

– Да, подозрительный городок! Не успели приехать, а ворье уже шарит в генеральской спальне. А может быть, это вовсе и не ворье, а кто-нибудь похлеще! Смутьяны местные, сообщники или бунтари! Что если в городе уже бунт! Скрутили лейтенанта Нильса, а теперь, может, и самого генерала решили схватить! А тут еще ты! Собери с пола вещественные доказательства. Пригодятся. Подождем до утра. Уверен, кто-нибудь еще вернется. А завтра я их всех – в кандалы!

– Ты что, собираешься стоять у дверей, как швейцар, до утра? – удивленно произнесла Лизетта.

Виссарион вынул из халата свои карманные часы, поднес к циферблату свечу и сказал:

– Три часа ночи. Ты права. Закроем дверь и поднимемся в спальню. Вооружимся всем, что есть, и будем ждать его – или их – в спальне.

Лизетта одобрительно кивнула, и они поднялись наверх. Генерал достал из чемодана портупею, вынул револьвер и положил его под подушку. Возле домашних туфель у кровати на пол уложил саблю и кочергу. Подсвечник с горящей свечой Виссарион поставил на прикроватную тумбочку возле себя. И лег на постель в халате. Лизетта, тоже в одежде, легла поверх одеяла. На пол возле себя она положила печной совок, а в руки взяла, для храбрости и на всякий случай, пилку для ногтей. Они тихо лежали, не разговаривали, прислушивались к шорохам и скрипам в доме и за окном. Но вскоре генерал все же закрыл глаза и, забыв об опасностях, задремал.

Лизетта боролась со сном, как могла, и держалась до последнего. Она со страхом думала о том, что сейчас, вот-вот, в спальню ворвется нечистая сила – этот дикий кабан с напудренной мордой – и кинется на нее, несчастную. Она мужественно бросится в бой и будет до конца защищать себя и своего спящего генерала. И она смело, словно кинжал, вонзит несколько раз в мерзкую морду кабана свою острую пилку для ногтей! Он завизжит от боли и, раненный, убежит. Или – еще лучше – упадет у ее ног бездыханный.

Вскоре она задремала и сквозь сон почувствовала, как кто-то тихо забрался на кровать и улегся в ногах на ее одеяле. Лизетте начал сниться ее столичный дом, где у нее на кровати каждую ночь устраивалась, мурлыча, любимая кошка Маркиза, но все испортила неизвестно как прокравшаяся в сон мысль, что она не дома и даже совсем в другом городе. Маркизы здесь быть не может. Неприятная мысль эта не уходила и, в конце концов, разбудила Лизетту. Открыв глаза, она увидела перед собой блестящие глаза и оскалившуюся белую морду. Лизетта в ужасе ахнула: «Привидение!» – и пнула его ногой.

«Привидение» зарычало, а затем одним прыжком оказалось на подоконнике и выпрыгнуло в открытую форточку. Лизетта упала в обморок.