Он отошел, чтобы попрощаться с другими гостями, и Сэди посмотрела в его широкую спину. Ей нужно было уйти, но она хотела остаться. Если она не пойдет на улицу следом за его друзьями и родными, скорее всего, она снова окажется с Карриком в постели, и граница между сексом и привязанностью, желанием и… ну, не любовью, но расположением… станет еще более размытой.

Она не может, не хочет влюбляться в Каррика. Однажды она уже влюбилась, из-за чего перенесла много боли.

Дружбу она еще вынесет, вынесет секс, вынесет совместное воспитание ребенка, но, если отдаст ему свое сердце, зайдет слишком далеко. И все же чем больше времени она проводила с Карриком, тем более размытой делалась граница. А эти границы и без того были достаточно непрочными. Она начинала верить, что Каррик совсем не похож на того негодяя, каким его рисовали Тамлин и Бет.

Ну вот…

Она сама признала. И испугалась до полусмерти; похоже, она уничтожала существующий между ними барьер, главное средство защиты.

Ей в самом деле нужно идти. Но вместо того, чтобы направиться к двери, она сбросила пальто, повесила на крючок, а шарф снова сунула в боковой карман.

Никуда она не поедет…

Во всяком случае, сегодня.

Сэди вернулась. Проходя мимо столовой, где стоял стол на шестнадцать персон и висела изящная люстра, она увидела позолоченную раму большой картины, которая висела над камином.

Не в силах устоять перед искушением полюбоваться исключительным произведением искусства, она незаметно вошла в комнату и, пройдя мимо стульев с высокими спинками, остановилась перед картиной, рассматривая образ Мадонны с младенцем.

Она не узнавала художника, зато прекрасно узнала стиль: венецианский, возможно, восемнадцатого века. В стиле Караваджо… возможно, кисти одного из его последователей, потому что на стене у Каррика Мерфи никак не может висеть подлинный Караваджо.

Или все-таки?…

Сэди услышала шаги; когда они замерли у двери, она обернулась и увидела Каррика. Кивнув на картину, она улыбнулась:

— Я тут гадаю, подлинный у тебя Караваджо или нет.

Каррик улыбнулся:

— Нет. Картина одного из его учеников, мы точно не знаем, кого именно, но уверены, что ее написал не сам мастер.

— И все же она изумительно экспрессивна! — Сэди показала на лик Мадонны, который переполняла любовь к новорожденному младенцу. — Она красавица… они оба красивы.

— Связь матери и ребенка, — сказал Каррик, подходя и останавливаясь с ней рядом. Руки он держал в карманах черных брюк. — Универсальная тема.

Сэди положила руку на спинку одного из стульев; она не сводила взгляда с безмятежного лица Мадонны.

— Ты помнишь свою родную мать?

Каррик заметно напрягся, но спустя какое-то время кивнул:

— Немного. Она умерла, когда мне было шесть лет; помню, как она читала мне вслух книгу о медвежьей охоте.

Она тоже любила ту книгу…

— Я помню ее духи, помню, как она меня обнимала… и какой стала бледной, когда заболела.

— От чего она умерла? — спросила Сэди, стараясь говорить тише, чтобы не обидеть его.

— Рак, — ответил Каррик. — Диагноз ей поставили в январе, а в апреле ее уже не стало. Сэди поморщилась: очень быстро!

— А когда у вас появилась мачеха?

— Когда мне было восемь, — ответил Каррик, немного смягчаясь. — Она нас всех объединила; с ней мы почувствовали себя… не знаю, как лучше сказать. В безопасности? Любимыми? Цельными? Отец пытался что-то делать, но ему не слишком удавались повседневные хлопоты, связанные с нашим воспитанием. Он не знал, как обращаться с тремя испуганными мальчиками с разбитым сердцем. — На лице Каррика появилось виноватое выражение. — Зря я это сказал. Отец как мог старался справиться с собственным горем.

— Каррик, ты ведь не критикуешь отца, а просто констатируешь факт, — утешила его Сэди, кладя руку ему на плечо.

Каррик накрыл ее руку своей и сжал ей пальцы.

— У Рэни было огромное сердце и глубокая способность любить. Нам так повезло, что отец встретил ее и женился на ней! — Каррик огляделся по сторонам и поморщился. — Как здесь холодно! Давай вернемся в гостиную. Или в кабинет.

Сэди вышла следом за ним и дотронулась до рамы наброска, висевшего напротив двери.

— Вообще я бы выпила чаю.

Каррик сменил направление и повел ее в просторную кухню. Все рабочие поверхности были заставлены бокалами и тарелками.

Увидев беспорядок, Сэди поморщилась:

— Может, загрузим посудомойку?

Каррик налил воды в чайник и поставил его на плиту.

— Уборщики разберутся с посудой утром. — Он открыл шкафчик и задумчиво посмотрел на многочисленные коробочки с чаем. — У меня десять разных сортов, сам не понимаю, почему я никогда его не пью. — Он поманил ее к себе: — Выбирай свое зелье.

Сэди выбрала ромашковый чай и стала смотреть, как Каррик заливает кипятком чайный пакетик. Он взял чашку и поманил Сэди за собой в небольшую нишу рядом с кухней. Поставил ее чашку на кофейный стол и показал на широкий и уютный с виду диван в белую и синюю полосы. На стене напротив висел широкоэкранный телевизор. Сэди села, и Каррик устроился с ней рядом, сбросив туфли и закинув ноги на кофейный столик.

— Я так рад, что Танна возвращается в Бостон и выходит замуж за Ливи. Давно пора!

— По-моему, все происходит, когда нужно. Может быть, тогда у них было неподходящее время, а сейчас — то, что надо. — Сэди взяла чашку и стала греть о нее ладони. — Ты говорил, они познакомились и полюбили друг друга, когда она выздоравливала после аварии?

Каррик откинулся на спинку дивана, положил голову на подушку.

— Да. Ей было девятнадцать; у нее были множественные травмы. — Его зеленые глаза слегка потускнели. — Та ночь стала, наверное, одной из худших в моей жизни. Да и несколько месяцев после нее тоже были не сахар. Тамлин помогала мне преодолеть сложный период. — Он поморщился. — Откровенно говоря, тогда она повела себя просто молодцом. Не давала мне слететь с катушек.

Сэди постаралась не обращать внимания на укол ревности.

— Рада, что она была рядом с тобой. — Да, все правильно; никому не стоит переживать такой ужас в одиночку.

— Странно вспоминать, что тогда все мы были вместе с нашими женами, хотя никто из нас не был женат, — произнес Каррик ворчливым от усталости голосом. — Ронан был с Танди, Финн — с Беа. Они познакомились за несколько месяцев до того. Через год все мы поженились. Но наша семейная жизнь не затянулась. Рэни была бы очень недовольна. Ей неприятно было бы сознавать, что десять лет спустя у всех нас появятся психологические травмы, и все мы боимся снова что-то