«Забыла», «забыла»! Теперь придется ворошить все заново, выяснять, кто же из девиц «наплел мне небылиц» (нет, со мной сегодня явно что-то не то творится. Иначе с чего бы вдруг на литературу потянуло?) — мадемуазель Королева или моль Настенька.

— И еще одна причина, — Ксения даже подалась вперед. — Я никогда не верила вам — да и сейчас, признаться, мало доверяю, так что толку описывать день тринадцатого апреля во всех подробностях? Все равно вы продолжаете подозревать меня во всех смертных грехах.

Нет, дорогая, только в одном.

— Кстати, вы читали мой дневник? — ехидно поинтересовалась мамзель. — Ведь читали же, признавайтесь!

Что за нелепые требования!

— Ну и как? Вам понравилось?

Да она уймется когда-нибудь? И я, наивная, совсем недавно имела глупость утверждать, что мы похожи (хорошо еще, никто этого не слышал). Ничего подобного. Я — стерва, но эта девица… целый стервятник!

Другого слова я не успела придумать.

— Безусловно, сударыня, мне пришелся по душе ваш лестный отзыв о моей незначительной персоне. Я даже отксерокопировала некоторые, особенно понравившиеся, страницы и теперь показываю друзьям и знакомым.

Ксения улыбнулась.

— Один — один. А теперь, когда вы все обо мне знаете…

Не совсем. Хотелось бы узнать побольше.

— Минуточку. Еще один вопрос…

— Как, вы не закончили?!

— …один вопрос: если вы, Ксения Вадимовна, действительно невиновны в смерти вашего… кем он вам приходится — зятем? — в общем, в смерти мужа вашей сестры, Баргомистрова Виктора Андреевича, для чего вам понадобилось уезжать из города, прятаться? Ведь вы не могли не знать, что этот… хм… так называемый побег — ваше признание в совершении преступления.

— А вы правы, — задумчиво произнесла Ксения.

Я всегда права, деточка.

— Испугалась. Без причины; просто стало страшно — и все. Да, это была большая ошибка, уезжать, конечно, не следовало. Но я, правда, не убивала Витю. А вы, вместо того чтобы искать настоящего убийцу, теряете время на бессмысленные разговоры. Что еще вас интересует?

Я не успела съязвить (а как хотелось!), даже рта раскрыть не успела.

— Ну, если с вопросами закруглились, у меня предложение: не отправиться ли вам обратно? Скоро прибудет рейсовый автобус, смотрите не опоздайте.

Нет, солнышко, ты от меня так просто не отделаешься.

— Хорошее предложение. Разрешите внести поправки?

— Разрешаю, — важно, изображая ее величество, ответила Королева.

— Благодарю вас. Итак, поправка первая: в город пора, конечно, но не мне, а нам, так как вы составите мне компанию. И поправка вторая: автобуса мы ждать не будем, ибо с минуты на минуту, — я посмотрела на часики, — за нами приедет великий кулинар и замечательный шофер Миша на «девятке» цвета морской волны.

— А вы уверены, что я соглашусь ехать с вами? Это не входило в мои планы. Я собиралась пожить здесь как минимум пару недель. Мне нужно прийти в себя после похорон.

— Рискую показаться жестокой и бессердечной, но планы придется изменить. К тому же из себя вы еще не выходили, так что тратить время на то, чтобы приходить обратно, нет надобности.

Неудачная шутка.

Ксения криво улыбнулась и молча отправилась собирать вещи, а я осталась в гостиной ждать своего возницу.

…Однако прошла минута… и еще минута… и еще… Прошло целых шестьдесят минут, прежде чем за воротами дачи раздался автомобильный гудок. Королева не сдержалась, чтобы не съязвить напоследок:

— Иногда время летит незаметно. Сейчас же мне показалось, что минута длится целую вечность.

Тупик.

— Что будем делать, уважаемая Татьяна Александровна?

Экий ехидный голосочек у моего alter ego.

— Начнем все сначала.

— С какого начала, очнитесь, голубушка! Где оно — это ваше начало? Вы самонадеянно полагали, что сможете быстренько все распутать — как там, по-вашему, поэтесса вы моя недорезанная? — «разноцветные нити преступления» — так, кажется?

— Именно.

— Ну и каковы успехи?

— Скучно с тобой. Ладно бы посоветовал что-нибудь стоящее, а то язвит, язвит… Противный ты.

— Конечно, противный. Только не забывайте, сударыня: я всего лишь ваше отражение.

— Ладно, помолчи.

— Еще чего! Пораскиньте-ка мозгами, любезнейшая: есть у Ксении доказательства, что не она пристукнула своего хахаля? Никаких. А вы ей, между прочим, поверили.

— Ну… наполовину.

— Да-да-да, уж больно «слезно» девица рассказывала… всякую ерунду… Вы лапшу-то с ушей снимите, не к лицу это вам.

— Мерзкий, ты мне надоел. — Это я своему alter ego.

— «Мерзкий», «противный»… Только и знаете, что гадости говорить. Вы совета хотели?

— Уже передумала.

— Жаль. А меня как раз посетила ценная мысля… ну что молчите? Спросите, какая.

— Отстань, я устала.

— Возьми «Холмы», устройся поудобнее на диване… У тебя был тяжелый день, девочка; ты имеешь полное право хорошо выспаться.

— Пожалуй…

— Вот и умница. Баю-бай… А мыслю я тебе завтра подкину… если не забуду… Спокойной ночи. Церен справа, на тумбочке.

«…Исследователи пытались найти вход в пустой склеп снаружи. Они стали копать вдоль наружной стены каменного помещения и наткнулись на новую шахтовую могилу. Они обнаружили вторую наклонную траншею, ведущую вниз. На этот раз не пять, а шесть воинов лежали у входа в гробницу; они лежали двумя правильными рядами, как и подобает солдатам; с медными копьями на боку и медными шлемами на головах. Шлемы были совершенно расплющены вместе с черепами, словно они были надеты на головы воинов, когда к ним пришла смерть.

За шестью трупами проход…»

Стоп, хватит с меня трупов. Наяву — мертвецы, у Церена — мертвецы, во сне…

Спокойной ночи, alter ego.

Разбудил меня будильник. Зачем я завела его накануне, ума не приложу.

А впрочем, хорошо, что разбудил: как и следовало ожидать, всю ночь мне снились покойники. Баргомистров в кольчуге; с антикварным канделябром в одной руке и палицей в другой. Древние воины в джинсах; плоские, словно бумажные. Солдаты времен Великой Отечественной и Отечественной двенадцатого года, запряженные в колесницы. Ленин в обнимку со слепым Гомером… Чушь какая-то. А еще — Ксения, почему-то в тоге; и — вовсе уж не к месту — мое alter ego — то бишь я сама — в облике Афины Паллады.