деревеньке, которую раньше любила, снова покупаю украшения, – нервно смеюсь я. – Такого я, конечно, не ожидала. Простите, я немного в замешательстве.

Она не смущается. Не знаю, почему я только что вывалила столько личной информации незнакомой женщине, но ощущалось это как нечто естественное.

– Просто делай то, что кажется тебе правильным, и проживай каждый новый день, – шепчет она мне, когда в лавку заходит новый покупатель, восторженно оглядывая все его сокровища, как я какое-то время назад. – Нет никаких правил, и горе нельзя торопить, милочка. И нет правильного времени, чтобы в первый раз улыбнуться после потери близкого. Так что не бойся снова улыбаться. Если что-то или кто-то вызвал у тебя улыбку, запомни этот день как хороший. Ты заслуживаешь очень много хороших дней. И они у тебя будут. Вот увидишь.

Боже, я сейчас прямо перед ней расплачусь. Ужас какой.

Я дышу.

– Мне нравятся ваши слова. Я их запомню, спасибо.

Я удивляюсь, как такой крошечный шаг в новом направлении заставил меня чувствовать себя намного лучше. Пусть даже эмоции сейчас и переливаются через край.

Я расплачиваюсь картой и подхватываю со стойки два больших крафтовых пакета, оглядываясь на ждущего в дверях Джорджа.

– Счастливого Рождества, – говорит она мне вслед. – По-настоящему счастливого.

– Меня зовут Роуз, – говорю я в ответ, открывая дверь. Внутри меня клубится какое-то забавное, приятное чувство. – Роуз Куинн. Желаю счастливого Рождества и вам с дочерью.

На ее лице расцветает улыбка.

– Ну конечно же, – говорит она. – Такой же безупречный стиль, как у твоей бабушки Молли, и ее прекрасные зеленые глаза. Надо было догадаться. Очень приятно с тобой познакомиться, Роуз Куинн.

– И мне, Лоррейн. Счастливого Рождества!

* * *

– Булочки с белым шоколадом и малиной, только из духовки вытащил. Давай, попробуй.

– Вы меня балуете, Шон.

Шон склоняет голову набок, в одной руке у него блокнот, а ручка во второй замерла в воздухе. В кафе сейчас полно народу, что разительно отличается от картины, которую я видела пару дней назад.

– Из эгоистичных соображений. Мне нравится, когда Джордж приходит в гости.

– Ну спасибо. Я, значит, не нравлюсь?

Он усмехается и кладет ладонь мне на плечо.

– Я шучу, конечно. Так, будешь латте с корицей, как в прошлый раз?

– Да, пожалуйста.

– Как в прошлый раз. С удовольствием приготовлю, моя дорогая, – говорит он, уходя за стойку и бормоча под нос. – Принесу воды твоему другу. Про Джорджа забыть никак нельзя. Старине Джорджу воды и угощение, а даме кофе и булочку.

Кофейня заполнилась замерзшими и проголодавшимися гуляющими, а я пытаюсь прийти в себя после своего разгула в лавке хендмейда, но телефон очень вовремя присылает оповещение: отвлекает меня от дальнейшего погружения в прошлое.

Оставил ключ под ковриком.

Это Чарли.

И попросил Расти дать нам еще комплект, чтобы не возиться. Он сказал, это меньшее, что он может сделать. Обещал положить в конверт и опустить в почтовый ящик.

Чарли, как всегда, в своем репертуаре. Как ни странно, меня это успокаивает, несмотря на список его правил. Я долго жила в режиме турбулентности, но спустя всего день в своем любимом месте я снова могу дышать.

Спасибо,

печатаю я в ответ и кладу телефон на стол, но он снова оповещает о сообщении.

Купил еще свежего хлеба и молока. Доска на холодильнике, можно оставлять там послания на тему еды.

Я вслух смеюсь над его простодушием, оно довольно мило, но я не могу устоять и не вставить шпильку.

Вы всегда ставите точки в конце сообщений?

По-детски подкалываю я.

Надеюсь, он не обиделся. Я всего так, чуть-чуть язвлю. После последних событий я немного не в себе, но, надеюсь, кофе с булочкой плавно вернут меня на землю.

Вы не очень много пропускаете,

приходит тут же сообщение.

Хорошего дня!

А потом и еще одно.

Еще – и довольно часто – ставлю восклицательные знаки. Это тоже раздражает, так что заранее прошу прощения!!!

Так у него все-таки есть чувство юмора! Я могла бы привыкнуть к Чарли и его четким порядкам, но так не пойдет. Нам не стоит сближаться.

Шон появляется с миской воды для Джорджа и, наклоняясь, аккуратно ставит ее на пол, немного пролив в процессе.

– Уф. Кто-то хотел пить, – говорит он, довольно наблюдая за тем, как Джордж лакает. – Как бы то ни было, здорово видеть, как ты улыбаешься.

Я поднимаю брови.

– Кто, я или Джордж?

– Ты, глупышка, – отвечает он. – Не хочу лезть не в свое дело, дорогуша, но ты только что улыбалась своему мобильнику. Приятное было зрелище.

– Да?

– Да, и тебе очень идет эта улыбка, – говорит он мне. – Пойду принесу твой кофе. Сейчас вернусь.

Глава десятая

Чарли

Я нажимаю номер Клод и потираю руки. Дочка вот-вот ответит на мой звонок. Я считал дни, часы и минуты, и вот, когда этот момент наконец наступил, я едва не лопаюсь от нетерпения.

На улице темно, хоть глаз выколи. Снег падает густым покровом, а я сижу у огня в тихом пабе «Таверна у маяка» с тарелкой мидий и пинтой «Гиннесса». Мне сейчас не помешает немного жидкой храбрости.

Наконец-то пятница.

Если точнее, пятница, шесть часов вечера: время, на которое назначен еженедельный звонок самой прекрасной девочке.

Моей Ребекке.

Экран зажигается, показывая мне фотографию Ребекки с мамой, на них обеих солнцезащитные очки и розовые шляпки с огромными полями. Они улыбаются солнцу на Тенерифе, в сотнях километров от меня.

Давай будем созваниваться раз в неделю, пока она тут не пообвыкнет, – сказала мне Клод. – Не хочу ее расстраивать накануне Рождества твоими частыми появлениями. Пусть акклиматизируется, и мы придумаем другое расписание.

Я медленно дышу. Быстрее, чем обычно, но во всей этой ситуации нет ничего обычного. С тех пор как Клод и ее новый муж – которого она встретила, казалось, минут пять назад, – решили увезти мою семилетнюю дочь в другую страну, весь мой мир перевернулся с ног на голову.

Ребекка не заставляет меня ждать и берет трубку после второго гудка. Боже, она ждала этого так же, как и я.

– ПАПОЧКА!

В носу щиплет, а глаза горят. Она уже немного загорела, голубые глаза блестят, даже почти уже не шепелявит: растут новые передние зубы. Оливковая кожа, которую она унаследовала от моей семьи, хорошо себя чувствует под средиземным солнцем даже зимой. Как бы я этого ни отрицал, она уже выглядит по-другому, всего шесть недель спустя. Прошло только шесть недель с тех пор, как я попрощался с ней и посадил