Надежда Петровна, утверждавшая, что лучше Чехова про людей не писал никто.

Только вот… кто из них сейчас читал Чехова? Митраков? Лебедкин? Маша Пеночкина?

– Почему ты не вышла замуж? – раздался вдруг вопрос, и Ника вздрогнула.

Она перевела взгляд с потолка на лежавшего рядом мужчину.

– Савельев, тебя не учили, что женщинам подобные вопросы не задают?

– И все же?

Видимо, не учили. Ника вздохнула.

– Я специализируюсь на бракоразводных процессах и такого насмотрелась… Так что нет… обойдусь уж как-нибудь без штампа в паспорте.

Она сказала это, сев и глядя перед собой, а потом повернула голову, чтобы увидеть реакцию Пашки.

Реакции не было. Он лежал на спине, положив руку под голову, и чувствовал себя совершенно спокойно и раскованно в ее кровати. Как будто просыпался здесь каждое утро. И Ника подумала, есть ли у него в Нижнем кто-то? Он живет один или с женщиной? Обручальное кольцо на пальце отсутствовало. Спрашивать про детей было как-то неудобно.

В школе у них так ничего и не случилось. Поцелуй на выпускном, проводы до дома на рассвете, потом жадные и неумелые поцелуи на прощанье у подъезда, а дальше поступление в вузы и разные города. А ведь он ей очень нравился. И она ему, наверное, тоже.

Ника потянулась к тумбочке, нащупала там пачку сигарет, зажигалку и пепельницу. Закурила.

– Ого! – только и прокомментировал Пашка.

– Да-да, – ответила она, медленно выпустив вверх струйку дыма.

Говорить было не о чем. Вернее, при желании можно, конечно, но почему-то не хотелось. Не хотелось узнавать про то, что там, в другом городе, он живет с какой-нибудь симпатичной лаборанткой, и она ему готовит ужины в надежде однажды быть окольцованной.

Наверное, надо все-таки предложить кофе.

– А как же дети? – задал он следующий вопрос.

– А при чем здесь дети? – ответ Ники прозвучал резче, чем она того бы хотела.

– Просто я видел твое лицо, когда вчера другие рассказывали о своих детях.

Этого только не хватало! Да, тема детей постепенно переходит в разряд болезненных, но у нее еще есть время, чтобы решить этот вопрос.

– А дети, Савельев, не обязательно заводятся в браке, – и, чтобы не дать ему задать еще один бестактный вопрос, Ника перешла к делу: – Кофе будешь?

– Буду. А еще яичницу, колбасу и хлеб с маслом.

– Ну ты и наглец.

– Какой есть. Заканчивай курить, и я открою окно, чтобы проветрить комнату.

Очень захотелось швырнуть Пашке в лицо его одежду и сказать, чтобы убирался. Но он, видимо поняв все по лицу Ники, резко поднялся, отвел ее руку с сигаретой, коротко поцеловал в губы и заявил:

– Пока докуриваешь, я в душ. Могу воспользоваться твоим полотенцем?

– Савельев…

– Не переживай, я не брезгливый, – заверил он Нику, и теперь ей захотелось его придушить.

Пытаясь успокоиться, она продолжала сидеть на кровати, докуривала сигарету и провожала взглядом голого Савельева. Пашка оставался таким же худым, но вся его фигура давно утратила нескладную долговязость юности и теперь приобрела очертания зрелости, а руки были сильными.

Ника закрыла глаза, вспомнив, как эти руки вчера так умело… Стоп!

Это было вчера: слабость и временное помутнение. А сегодня – кофе и «прощай».

Докурив, Ника накинула легкий шелковый халатик и, не дожидаясь Пашки, сама открыла окно на проветривание.

Когда он вышел из душа, Ника жарила яичницу, не веря в то, что действительно это делает. Она не помнила, когда в последний раз готовила завтрак для мужчины. Ника твердо собиралась ограничиться кофе и сыром, но руки почему-то сами вынули из холодильника яйца, колбасу, масло…

– Слушай, я тут подумал, сегодня же суббота, выходной. И завтра выходной…

Он стоял в дверном проеме, обернув узкие бедра ее махровым розовым полотенцем, и мастерски держал мхатовскую паузу.

Какое многозначительное начало. Он что, решил, что останется в ее квартире до завтра? Что она тут будет стоять у плиты? Что у них будет повторение ночи? Ника тоже умела держать паузы, как-никак юрист-профессионал, но в этот раз почему-то поддалась на уловку, готовая потом резко отшить фееричное Пашкино предложение.

– И?.. – Ника слегка приподняла бровь.

– И я подумал, что мы могли бы поехать в Нижний вдвоем. У меня поезд через три часа. Когда приедем, будет еще рано, посидим в ресторане, переночуешь у меня, а завтра вернешься в Москву.

Такого она точно не ожидала. Ника застыла с раскрытым ртом и силиконовой лопаткой в руках. Пашка стоял как ни в чем не бывало и ждал ее ответа.

– Савельев, ты больной? – наконец выговорила Ника.

– Я абсолютно здоров, на прошлой неделе сдавал анализы, можешь проверить. И сейчас сгорит наш завтрак. Где у тебя тарелки?

– Там.

Где именно «там», Ника, оглушенная совершенно глупым предложением, не уточнила, но Пашка сам их нашел, вынул из ее рук лопатку и ловко разложил яичницу по тарелкам. Пока он все это делал, продолжал говорить:

– Погода хорошая, весна в разгаре, а ты сидишь в Москве и ничего не видишь. В Нижнем я тебе устрою экскурсию.

– К-какую экскурсию? – понимая, что перед ней настоящий сумасшедший, спросила Ника.

– Литературную! – торжественно объявил Савельев. – Ты знаешь, что в этом древнем городе когда-то родился Мельников-Печерский, известный писатель, знаток Заволжья и старообрядцев? Даже дом сохранился, я тебе покажу.

И тут Ника расхохоталась. Все происходящее казалось настолько нереальным, дурацким и смешным, что оставалось только смеяться. Она готовит завтрак Савельеву, он на ее кухне расхаживает в розовом полотенце и приглашает ее в Нижний, рассказывая про Мельникова-Печерского, про которого они когда-то вдвоем делали проект… Разве такое вообще может происходить на самом деле?

От хохота на глаза выступили слезы.

– Ну ты… Савельев… и…

– Гений, я знаю.

И Ника захохотала с новой силой.

– Пока ты тут думаешь над моим предложением, я все же пойду натяну штаны.

– Иди.

Успокоилась она нескоро. Полностью поборола смех, только когда уже одетый Пашка вернулся на кухню и они все же сели завтракать.

– Савельев, ты переплюнул себя. Шутки у тебя, конечно…

– А я не шутил, – произнес Пашка и так пронзительно на нее посмотрел, что все тело вдруг покрылось мурашками, и Ника подумала, что если он ее на полном серьезе зовет на выходные в Нижний, значит, у него нет ни жены, ни лаборантки. Мысль эта была неожиданная и очень приятная. Однако идея бросить все и прямо сейчас сесть в поезд по-прежнему казалась безумной.

– Почему у тебя поезд так рано? Неужели не соскучился по Москве? – спросила Ника.

– А чего по ней скучать? Я сюда минимум два раза в месяц