class="p1">Вот так проживал Яков Маркович в одиночестве в своей пустой квартире по ул. Дмитрия Ульянова. С монографией. Поэтому можно понять его чувства и ощущения, когда по утрам запись с манометров давления делала Анна Скорая, напевая при этом что-то про хабанеру.

Знал, конечно, знал Яков Маркович ихнюю любовь с Лотнером. Да ведь сердцу-то не прикажешь.

И понял он – увлекся. И никакая монография не заменит вот такую нежную, с голубым глазом Анну.

Но был Казальский старой формации, советской, то есть. Поэтому и ухаживать за Анной начал вежливо. Куртуазно, как сказали бы в обществе. Вначале пошли открытки. К праздникам. Со стихами. Ну, например:

«На дворе 7 ноября.

Наш народ ведь пролил кровь.

Чтобы было всем нам счастье

Ну, а Вам – любовь, любовь, любовь».

И подпись «Я.К.» в смысле – Яков Казальский.

Или к Новому году:

«Фантазии. Все вновь.

Пусть Вас не обойдет

Любовь – морковь».

И подобное. Идиотское по смыслу и невыносимое – по форме.

Анна терялась. Краснела. Но такую чушь она даже своему Лотнеру показать не могла. Поэтому незаметно сжигала в топках котлов поэтические творения нашего энергетика.

Но ведь должна наступить развязка. Она и наступила. Яков Маркович пригласил днем Анну в кафе. Испить кофию. Благо, теперь все в шаговой доступности. Пришли. Сели. Анна прятала руки, которые она не могла отмыть от угольной пыли и копоти. Хотя Яков Маркович и чувствовал себя не очень хорошо, но принялся читать Есенина. Затем, и это правильнее, перешел на Пушкина. Параллельно попросил пару кусочков торта фруктового. Его здесь делали отменно. Но вот тут все и случилось.

Что уж в торте было, осталось загадкой. Скорее всего, скорлупа от ореха. Но факт, что неожиданно при надкусе сладости, челюсти Якова Марковича, верхняя и нижняя – треснули.

Одновременно что-то случилось и в голове у нашего энергетика.

В общем, Яков Маркович повернулся к официанту и начал произносить шепелявя и хрумкая, только одну фразу: «Кохфе, кохфе, жубы где, кохфе, кохфе…»

Текли слюни. Про Анну он забыл совершенно. Анна все-таки была медиком. Поэтому через 20 минут скорая мчалась по Сокольникам, везя несчастного Казальского в больницу.

Прошло некоторое время. В клинике Яков Маркович вел себя совершенно адекватно. Принимал аспирантов. Все время что-то писал и прятал листы под матрас. Врачи на такого больного только радовались. Особенно после того, как он разъяснил им схему существенной экономии электроэнергии. Для нищей больницы – подарок неба.

Оказалось, что у нашего скромного энергетика имеются три дочери. Одна – парижская. Остальные – российские. Никто, как ни странно, его не бросил. Даже парижанка приехала. Сидели у папашки и обсуждали разные дела. Особенно его интересовало, как работает третий котел кочегарки. Анну назначили начальником объекта, но Якову Марковичу пока не говорили.

Анна хотела навестить Якова, но он воспрепятствовал.

«Пока не вставят жубы, я дам не принимаю», – невнятно, но твердо произносил Казальский.

Дочки ездили и на квартиру папеньки. Запущена она была до крайности, но отсутствие пыли на письменном столе и большой доске на козлах подтверждало – Яков Маркович работал.

Обнаружили дочки и девять увесистых папок с рукописями. Все было написано от руки. Рукописи оказались рассказами. Во время уборки девочки пытались что-либо прочесть.

Но было и непонятно и не интересно. Решили вместе с другим мусором в виде галош, рваного зонтика и 3-х дырявых плащей выбросить на помойку.

В последний момент одна из дочек сказала:

– Давайте, девочки, я все-таки покажу это в издательствах. Если не возьмут, там же и выброшу.

Никто не возражал.

Три издательства даже смотреть не стали. Мы, мол, принимаем рукописи только в электронном формате. А в четвертом, видно совсем скромном, произошло вот что.

Редактор смотреть не стал ничего, но громко позвал какую-то Эльзу Ивановну. Сказал – это по вашей части. Текст доисторического, ископаемого периода. Взгляните мельком.

Через три дня редактор позвонил и попросил девочек прийти на переговоры. Пришли все и Анна. Редактор сказал, что тексты трудно читаемы, но он предлагает договор на право приобретения. Платит 1000 долларов.

Девы согласились, но Анна их остановила. И предложение её было просто невменяемое:

– Договор на 100 000 долларов.

– Право на 3 года.

– Если работы будут оценены премиями, все премии – автору и девочкам.

Через год в Российских литературных кругах гремела «Антология катакомбных рассказов времен Юрского периода» неизвестного автора. Растаскивали сюжеты на пьесы, сценарии. И только выход за рубеж не получался. Ни один переводчик текст внятно на ином языке изложить не мог.

Послесловие

Яков Маркович давно живет на старой фермочке в Нормандии. Общество – четыре курицы. Петуха у них нет. Они считают, что Казальский – это и есть петух.

Котельная на Верхней Красносельской давно закрыта. В трансформированном помещении – элегантный, клубный и очень дорогой ресторан. Если ты приехал не на «Бентли», «Мазератти» или «Роллс-Ройсе» 1930 года, то могут и не пустить.

Владелец ресторана – Анна Скорая (!) Её подружки, тем не менее, имеют в ресторане свой столик. Всегда Моэт и устрицы свежайшие. Из Бретани.

Яков Маркович что-то на фермочке пишет. К нему 2 раза в неделю приходит украинская «фамм де менаж», готовит борщ.

Из Парижа иногда присылают котлетки. Супруга его видеть не желает. Не может ему простить безобразного увлечения – романа с Анной.

Последнее

Все действующие в рассказе лица – не вымышлены. На автора можно подавать в Страсбургский суд. Он докажет – все – правда.

3–9 октября 2013 г.

Антони

Осенний ветер

Январь 2014 г.

Антони. Франция

По ночам я писала. Это приходило ко мне неожиданно. Я слушала облака, их шорох, их тяжесть. От ветра хлопали ставни. Ветер же приносил и звон колоколов.

О чем я писала ночами. О горечи любви. О том, что она уже не придет ко мне никогда. И что она – всегда со мной.

_____

На веранде холодно. Но дым от сигареты так хорошо пахнет, что не хочется уходить. Зимний запах дорожек. Трава уже хрустит, но днем эти заморозки убирает дождь.

_____

Я пишу ни о чем. И всегда – о нем. И не важно, что мое ночное стихотворение умещается в две – три строфы. Не думаю, что оно станет хуже.

_____

В середине ночи я иду к мужу. Он говорил мне, когда был здоров – мои глаза темнеют от любви. Я вытираю ему лоб, беру руку. Он спит, но руку мою