— То есть она сделала тебе первую рекламу?

— Да, вместе с моим агентом по продажам, — усмехнулась Татьяна.

— Жорик, кажется, так он всем представляется? Довольно эксцентричный товарищ, если внимательно взглянуть. Ты его хорошо знаешь?

— Пару лет, познакомились, как раз когда я начала писать картины. Тамара нас и представила друг другу, кстати, он ее дальний родственник. И возможно, они вместе с Жориком и придумали этот образ эксцентричного продавца мистических, сакральных полотен. Агент уверяет, что подобное поведение помогает продавать больше картин. А так он обычный, в сущности, парень. И я не уверена, что он вообще верит во что-то сверхъестественное.

— Понятно. А к тебе он интерес когда-нибудь проявлял?

— Личный ты имеешь в виду? Как к женщине? — сильно удивилась моя собеседница.

— Именно.

— А ты все подозреваемого ищешь? Уверяю тебя, это не может быть Жорик! Он мною совершенно не интересуется в этом смысле и доставлял мне цветы всего один раз. Как и многие знакомые, сразу после первой выставки. Скромный такой букетик, в который была вложена визитная карточка, кстати. А разговоров об этом букете, дай бог памяти, было почти на месяц. Поверь, Жорик не такой человек, чтобы потратить больше ста рублей и промолчать об этом. Да ни за что на свете! И потом, он был на отдыхе за границей, когда присылались некоторые подарки, включая те, что с записками.

— Понятно. И я пока никого не подозревала. Кстати, а Владимир, что о фресках Сикстинской капеллы и тайных посланиях в картинах говорил? Ты его хорошо знаешь?

— Тоже мой клиент. Умница и эрудит, с ним всегда приятно поговорить, и не только на тему искусства. Думаю, его слегка заносит во всем, что касается теории заговоров, тайных знаков и прочего, но навязчивости или чрезмерной эксцентричности он никогда не проявлял.

— Понятно.

— Того парня, что предлагал отметить успех, я знаю не очень хорошо. И как зовут, не помню. Впрочем, мы это уже обсуждали, — Татьяна немного помолчала. — Честно говоря, я полагала, что на выставке появится тот таинственный мужчина, что присылал фрукты и розы. И я, конечно, сильно нервничала, плюс посетители отвлекали, так что могла и пропустить. Его точно не было?

— Нет. Я очень внимательно следила.

Мы еще немного поболтали, пока добирались домой. Татьяна рассказывала подробности из жизни своих приятелей и клиентов, те, что могла сейчас вспомнить. Впрочем, как я и предполагала, в них не было ничего настораживающего.

Я проводила свою клиентку до квартиры, убедилась, что все в порядке, и отправилась домой. Сегодня можно было отдохнуть с чистой совестью, а завтра подумать, что дальше делать с текущим расследованием.

Но до района, где располагалась наша с тетей Милой квартира, доехать я не успела. Примерно через двадцать минут после прощания раздался звонок на мой сотовый телефон.

— Женя, ты далеко успела уехать?! — всхлипывала в трубку Татьяна. — Боже, это просто ужас какой-то! — истерично кричала она.

— Я немедленно разворачиваю машину. Что именно произошло? Ты сейчас, в данный момент, находишься в опасности?!

Татьяна снова всхлипнула, и я поняла, что позвонила она далеко не сразу, женщина уже какое-то время горько плакала.

— Что случилось, пожалуйста, не молчи?!

— Физически со мной все в порядке. Я одна в квартире, дверь заперта.

— Уже хорошо. Теперь постарайся несколько раз глубоко вздохнуть и медленно выдохнуть. Раз примерно десять.

Татьяна снова всхлипнула, но почти сразу задышала, как я и просила. Через некоторое время она шумно выдохнула.

— Все, кажется, успокоилась немного.

— Хорошо. Теперь расскажи всего в двух словах, а то снова разволнуешься.

— Ты была права, что ждала какой-то гадости от этого дня! Мне снова прислали посылку!

— Когда? Ведь когда мы вернулись, у двери ничего не было. Мы не могли не заметить.

— Это небольшая, но яркая цветная коробка. И ее точно не было.

— Ладно, что в коробке?

— Женя, это сердце! И оно живое!

— То есть как?! — На мгновение перед моим мысленным взором встали кадры из какого-то мультфильма: бьющееся сердце, выскочившее из груди мультяшного героя. Или настоящее, человеческое сердце, бьющееся вне организма, из какого-то ужастика. — Поясни, пожалуйста!

— Я имею в виду, это не бумажная валентинка или милое меховое сердечко. Это настоящее сердце, Женя! В коробке бархатная обивка, и здесь полно крови! Это просто ужасно, Женя! Пожалуйста, приезжай побыстрей! Я просто с ума сейчас сойду от ужаса!

— Не нервничай и больше не прикасайся к коробке! Можешь смазать отпечатки, если они есть. Я уже подъезжаю и буду буквально через несколько минут.

Сейчас, в данный момент моей подопечной опасность не угрожала, но поддавшись настроению Татьяны, я гнала «фольк» по улицам города, сокращала дорогу, как могла, и до возможного предела увеличивала скорость. Пару раз, кажется, проскочила на красный свет. Хорошо, что из-за достаточно позднего времени было очень мало машин и пешеходов и мне по дороге не встретился патруль ГИБДД.

Так что буквально через несколько минут я уже звонила в дверь Татьяниной квартиры.

— Слава тебе господи! Я думала, что ты уже далеко и будешь добираться целую вечность.

— Торопилась, как могла.

— Спасибо, душа моя. Ты просто спасаешь меня, вытаскиваешь из пучины мрака и отчаяния.

— Спокойно, не нервничай, дорогая. Это просто моя работа. Давай показывай! Где коробка?

— Стоит на кухне, на столе. Представляешь, я подумала, что это нечто съедобное: конфеты там или пирожные. И когда ее открывала, чайник на плите закипал, а я как раз перекусить чего-нибудь собиралась. Но аппетит, разумеется, сразу исчез.

— Это закономерно, — пробормотала я, разглядывая коробку и ее страшное содержимое.

Она была сделана в виде куба с крышечкой, украшена цветочным принтом снаружи, кроме того, на крышке был прикреплен большой блестящий красный бант. Такой, какими украшают обычно подарки. Внутри коробка была обита бархатом, а нижняя стенка, видимо, выстелена поролоном. Сейчас поролон был полностью пропитан кровью, потому что в коробке красовалось не очень крупное, видимо, принадлежащее животному сердце. И, судя по всему, его вырезали из груди живого еще или умирающего существа.

Я бросила настороженный взгляд на подопечную. Татьяна избегала приближаться к коробке. Она устроилась на высоком табурете в самом дальнем углу кухни и сжалась в тугой комок.

— Записка была?

— Нет, — покачала она головой, — больше ничего не было.

— То есть он полагает, что этим уже все сказал? — пробормотала я.

— Что?