И шут с ними с этими тайнами и секретами. Пусть остаются. Сейчас главное, Оксанку найти и выбраться.

* * *

Как ни крути, а уйма людей по всему миру хоть раз мечтала оказаться в мире своей любимой книги. Это голубая мечта книгомана. Такая сладкая и такая недосягаемая.

Я скосилась на Бранова, шагающего с неизменно спрятанными в карманах руками.

Он осуществил мою мечту, а значит, мне полагается радоваться и плясать джигу. Вот только где она, эта радость?

Я огляделась, нервно ежась и ускоряя шаг.

Что-то недоброе скрывалось в колючих зарослях вдоль дороги, нечто темное дышало там, за горизонтом. Я это будто бы нутром чувствовала. И, несмотря на то, что Оксана где-то там, идти становилось все тяжелее и страшнее. Даже вопросы, коих у меня на языке всегда вертелось немало, вдруг сдулись и потеряли значимость. А это знак.

Очень дурной знак.

Шли еще около часа. Дорога сперва обратилась в тропу, а затем истончилась и вовсе затерялась средь растительного беспредела. Огромная, не чета нашей, желтая луна поднялась на небосклоне, но сырой топический лес, незаметно подступивший и вскоре объявший нас со всех сторон, скрыл ее. Будто нам, чужакам, на такую красоту и глядеть не полагалось.

Хотя разве ж я чужак? Это ведь мой мир, я его придумала, разве нет?

— Ян Викторович, — остановилась я. — Отдых.

Бранов понимающе кивнул и оперся на поросший лианами ствол. Прикрыл глаза. Дышал он тяжело и часто, но сделав пару глубоких вдохов, словно пришел в себя.

Едва вошли в зону леса, взятый с собой на всякий случай мобильник, оказался как раз кстати. В темноте таились шорохи, и фонарик от фотовспышки, хоть и тусклый, создавал чувство защищенности.

— Скажите, а здесь, — я раскинула руки, и луч света скользнул по плотным, похожим на пальмовые, листья, — обитает только то, что придумала я? Вернее… Чудищ тут не водится?

Мыслями я все время возвращалась к Оксане. И беспокойство за подругу росло в геометрической прогрессии. А вдруг она уже…

— Думаю, не водится, — задумчиво почесал переносицу Бранов. — В подобных местах редко появляется что-то не из авторского мира. Хотя, место исключениям есть всегда. Но это когда совсем дела плохи.

— Если вы меня так успокоить хотели…

Аспирант вновь коснулся носа, будто смутившись.

— Слушай, я не так уж и часто путешествую и не могу все знать.

Я отклонилась, стараясь выразить удивление как можно эмоциональнее.

— Удивлена?

— Не то слово!

Он развел руками, мол, что поделать.

— Если бы у меня была такая способность, — я присвистнула. — Зачем жить в реале, если можно перемещаться в такие удивительные миры?

Недолго думая, Бранов плюхнулся на землю, подстелив под зад свитер. Вытянул ноги и, явно превозмогая ярое нежелание, заговорил.

— Все не так просто, Мика. Как ты могла заметить, книги иногда…

— Оживают?

От нетерпения я едва ли на карачках не поползла, чтобы оказаться поближе.

— Просыпаются, — поправил аспирант. — Будешь перебивать, я не стану рассказывать.

— Молчу, молчу, — лихо изобразила я, как замкнула рот воображаемым ключом.

Для Бранова этого оказалось более чем достаточно.

— В общем, книги просыпаются и иногда затягивают что-то из нашего мира, — принялся ломано объяснять он.

— Ага, — пробурчала я. — Вы хотели сказать: кого-то.

— Или кого-то, — согласился он, растрепав пятерней волосы на макушке. — Чаще кого-то. Предметы их мало интересуют.

— Но почему? Зачем это книгам? Они что, живые?

— Книги это лишь корка и листы с напечатанным текстом, не более, — задрав подбородок, преподавательским тоном изрек Бранов. — Так что нет. Жизнью, как таковой, они не обладают.

— Значит, их кто-то оживляет?

— Здесь не место это для подобных разговоров, — покрутил головой аспирант, прислушиваясь. — Просто уясни: наш мир важен для них. Через него они питаются. Обычно, им хватает эмоций тех, кто их читает. Поэтому, что называется, хорошие книги пробуждаются гораздо реже. Им хватает того, что они получают.

— А вы, стало быть, можете переселяться в книги и…

Я развела руками, предлагая ему закончить мысль.

— Никуда я не переселяюсь, — чуть устало отозвался он. — В идеале, такие как я пытаются не допускать вот таких вот ситуаций, — с кислым видом огляделся по сторонам Бранов. — Реальным людям не место в сказках, а сказкам не место в реальной жизни.

— И все равно яснее не стало, — проворчала я, не удовлетворившись ни ответом, ни количеством информации. — Лекции у вас читать явно получше выходит.

Бранов, кажется, впервые за сегодняшний вечер засмеялся.

— Судя по твоему храпу, — совсем развеселился он, — ты мне сейчас бессовестно льстишь.

— Я уснула на паре лишь раз! — запротестовала я. — И не храпела уж точно.

— Но и интересом никогда не пылала. Я частенько замечал, как ты на занятиях сидишь в соцсетях или калякаешь свои рисуночки.

Глядите-ка, а вот и уязвленное преподавательское самолюбие показалось. Правду говорят, преподаватель вездесущ. Он видит все. А если тебе кажется, что не видит, значит, просто хочет, чтобы ты так думал.

Я фыркнула, присев на корточки, предварительно убедившись, что подо мной не расположился муравейник.

— Значит, в тот день ваше терпение иссякло, и вы решили меня проучить?

— Все верно, — кивнул аспирант. — Пора было. Заодно и остальным напомнил, что со мной подобные штуки не пройдут. Хотя, я об этом жалею все чаще и чаще.

И правда, не усни я на паре, не выдай он мне задание, жили бы оба, горя не зная.

— Могли бы и аннулировать наказание, после того-то что мы в «Героях Эллады» пережили.

Аспирант фыркнул, покачав головой.

— Исключено. И вовсе не по причине моей скотской натуры, — выразительно морщась, будто загодя зная, о чем я думаю, протянул он. — Вот скажи мне, Мика, скольким из одногруппников ты нажаловалась, что один мерзкий аспирантишка завалил тебя работой по самые уши?

— Ну-у-у… — смущенно улыбнулась я, пытаясь припомнить всех поименно.

— Вот тебе и «ну», — поучительно изрек Бранов. — Полунивера в курсе наверное. Так что, по меньшей мере, странно было бы, если бы я вдруг перестал требовать с тебя реферат. Начали бы говорить о нас… м-м-м… всякое.

Я кивнула. Действительно странно. Оксана мне точно продыху не дала бы, если бы разузнала, что Бранище проявил снисхождение. И как это я сразу не сообразила? В памяти живо предстала хохочущая соседка, по привычке поправляющая очки на переносице.