— А кто же еще? Ты его видела? Видела? — подался он вперед, подставив мне под нос свою вонючую «Астру».

— Видела, — отклонилась я назад, помахав перед собой рукой, чтоб разогнать дым.

— Общалась с ним хоть раз по-людски?

— Пожалуй.

— Ну а чего тогда спрашиваешь? — развел он длинными руками и уселся на место.

— Логично, — кивнула я. — А ты с ним общался?

— Было дело. Но разве это назовешь общением? — вяло отмахнулся Михаил.

— Может, поделишься? — продолжила я тему, удивляясь, почему он до сих пор не спросил, как я здесь оказалась.

— А че делиться-то? Какой интерес? Ну, был он как-то у нас. Валька, дура, его на мой день рождения пригласила. Галька-то ничего, девка простая, я не против, а этот… Все морду тут воротил. Подумаешь, батонный магнат! — со злостью произнес Сластников и вдавил окурок в пепельницу.

— Вы поссорились тогда?

— Да прям! Много чести. Просто я ему сказал все, что думаю о таких козлах, как он. Вот Рудик и вылетел отсюда пробкой.

— Так в чем же все-таки заключается его козлиность? — не скрывая улыбки, спросила я.

— Да он же… — Михаил осекся, подумал, подбирая слово, и наконец закончил фразу: — Бабник! Ладно бы где на воле гулял… А то ведь в приличной семье, у мужа под носом! — уже совсем взорвался он, стукнув кулаком по столу.

— То есть ты хочешь сказать, что Рудольф к твоей жене приставал у тебя на глазах?

— Он к ней или она к нему, какая разница? Пришел в дом, тебя тут угощают… — Михаил тоскливо посмотрел на опустевшую бутылку и предложил: — Может, я сбегаю? Выпить охота. А то засну сейчас. Мне для базара определенная смазка требуется. Я ведь с ночи. Да утром нормально с мужиками заквасили, — щелкнул он по выпирающему кадыку.

— А это долго? — с тревогой в голосе спросила я.

— Не, шесть секунд, — радостно заверил он и довольно живенько засеменил в прихожую.

Я осталась одна наедине со своими мыслями. Мог ли Сластников убить? Глупости. Не тот человек. Нет в нем корысти и алчности, как у его супруги. И разговор ведет просто, непринужденно. Одна цель в жизни — выпить да пожрать. Больше ему ничего, похоже, не надо. Я, конечно, понимаю Валентину. Как женщину. Но кто ж ее заставляет с таким жить… Хотя… квартира-то его… А это она хорошо придумала: и соперницу с дороги убрала, и мужа за решетку упечь решила, и Рудика, наверное, мечтала заполучить. Чего ж он ей наобещал такого? А ведь ничего не рассказал мне об их отношениях. Вот уж действительно козел! Только работы мне прибавил. Предупреждала же человека…

Мои мысли были прерваны возвращением хозяина квартиры. Он уложился буквально в пять минут.

Зайдя на кухню, Михаил поставил на стол еще одну чекушку и полез в холодильник. Осмотрев его содержимое, вытащил блюдечко с заветренными ломтиками сыра и хвостик копченой колбасы, на котором моталась веревочка.

— Может, будешь? — кивнул он на бутылку.

— Нет, спасибо. В другой раз.

— Ну, как знаешь. А как ты тут оказалась-то? — спросил он, сосредоточившись на откупоривании бутылки.

Похоже, в походе за водкой мозги у него немного проветрились и потихоньку заработали.

— Через окно, — не стесняясь, ответила я.

— Ух ты! — криво ухмыльнулся Михаил, наполняя стопку. — Вообще-то да, когда я сплю, меня не добудишься. Хоть из царь-пушки стреляй. Ну, твое здоровье, — он залпом опрокинул рюмку себе в глотку, занюхав на этот раз хвостиком колбасы.

— Так что же Рудольф? Думаешь, было у них чего с твоей Валькой? — спросила я и закурила.

— Думаю, было, — грустно отозвался Михаил. — Но, думаю, давно. С год назад. Я ведь его тогда в коридоре прижал и сказал: если чего прознаю, убью к черту. Ну, он и испугался…

— Послушай, Миша, ты вот говоришь, что Галка хорошая баба. А было такое, чтоб ты ей советовал с мужем как следует разделаться?

— Как это? — непонимающе посмотрел он на меня.

— Да вот слышала я, что ты песни блатные уважаешь… Правда, что ли, у Кучина есть одна, про вазочку какую-то?

— Ну, есть.

— А ты Гале об этой песне ничего не говорил?

— Ты чего спрашиваешь-то, я не пойму? — продолжал он искренне недоумевать. — Че-то я ничего не понимаю.

Он снова достал «Астру» и закурил.

— А песня классная, — задумчиво пробасил Михаил, выпуская к потолку облачко желтоватого дыма. — Даже Вальке понравилась, хоть и не любит такие. Хочешь поставлю? Там все так жизненно, за душу прям берет.

— После, Миша. А скажи мне, пожалуйста, у тебя была бритва с гравировкой? От отца подарок.

— Почему была? Есть, — пожал он плечами. — Показать, что ль?

— Угу, — кивнула я.

Он на минуту удалился и вернулся с пустой коробочкой в руке. Сигарета, прилипшая к нижней губе, буквально коптила, и он щурил правый глаз.

— Не знаю, — снова пожал он плечами. — Была вот тут. В ящике всегда лежала. Я ей не пользовался. Как память берег. Батя-то помер у меня. Куда ж делась?

И такое у него при этом было несчастное и растерянное выражение лица, что в мою черствую сыщицкую душу снова закралось чувство жалости. А ведь не займись я этим делом, посадили бы либо Рудика, либо этого пьянчужку. Нет, хорошая все-таки у меня работа — не только мне деньги, но и людям пользу приносит.

— Там в тумбочке кроссовки новые… Они твои? — проигнорировала я его вопрос.

— Какие? — наморщил он лоб. — Ах, те! Мои. Только малы немного. Я их не ношу. А че?.. Че это ты мне все голову пудришь? Не пойму ничего. Че случилось-то?

— Да ты садись, Миша, — указала я на табуретку. — Разговор только начинается.

Он недовольно хмыкнул, положил коробочку на буфет, затушил сигарету, налил водки, выпил, отгрыз краешек колбасы и только тогда сел, глядя на меня осоловело и с тоской.

— Я правильно понимаю, что о смерти Галины Луговичной тебе ничего не известно?

— О смерти? — повторил он, вскинув брови.

— Да, ее тело нашли вчера. У нее было перерезано горло опасной бритвой.

— Да иди ты, — отмахнулся он, как бы не веря.

— Мало того, Миша, — твоей бритвой. Этой, — кивнула я на пустую коробочку.

— Чиво-о?! — вытаращился он.

Казалось, что хмель разом сошел с него. Даже взгляд прояснился, став более осмысленным. Лицо вытянулось и казалось теперь еще худее. Мог ли так хорошо играть роль этот закоренелый алкоголик, будучи убийцей и изображая невиновность? Вряд ли. И я продолжила, не дав ему как следует опомниться:

— А то… Ты теперь подозреваемый номер один в убийстве Галины. Только и всего. А теперь задам тебе вопрос, который обычно задают все следователи: где ты был с семи и до десяти утра в прошлое воскресенье?