застала на кухне папу, когда он возился с инжиром, который только что купил на рынке. В тот момент он был именно папой, не отцом: он перебирал фрукты с каким-то особым вниманием, и руки его казались менее грубыми, чем обычно. С застенчивой улыбкой на лице, с чуть ли не детским интересом в голосе он сказал:

– Это инжир, из Абхазии привезли. – Разорвал один на части, улыбнулся шире. – Блин, запах такой настоящий, зараза. В детстве мы только такое и жрали.

«Зараза», «жрали» – неуместные, лишние слова, но свою цель для папы они выполняли. Они возвращали его обратно в отца.

Язык доспехов, язык отказа от чувств – не оксюморон ли это?

* * *

– Но сейчас, когда у вас будет ребенок, – переходишь ты на грузинский, – я не могу думать ни о чем, кроме моего внука. Как он будет выглядеть, как я буду с ним нянчиться. Как я буду его любить.

* * *

У меня не сразу получилось забеременеть – в том месяце не было овуляции. На приеме врач взглянула на мои анализы («тестостерон повышен»), на мои волосатые руки и потные подмышки и спросила:

– Шаматава… А вы грузинка?

Это было такой редкостью для меня – русский человек, знакомый не только с «-швили» и «-дзе», не коверкающий мою фамилию на привычное «Шаматова». Я улыбнулась и сказала:

– Да, как вы догадались?

– Я жила в Ереване несколько лет, а культура и традиции армян и грузин очень похожи. Только не принимайте близко к сердцу – многие национальности не любят, когда их с кем-то сравнивают, но об этом говорит мой опыт. А вы настоящая грузинка? Родились там?

– Нет, я родилась здесь, после того как мои родители переехали сюда после войны.

– А, понятно, – она вбивала показатели в компьютер, глаза на клавиатуре. – Значит, вы не настоящая грузинка. Так, суррогат.

* * *

– А давай ты мне отдашь этого ребенка на воспитание? – спрашиваешь ты со смущенной улыбкой, и она выдает, что ты шутишь только наполовину. – Мы уедем с ним жить в Грузию, и я его воспитаю там: он будет танцевать в ансамбле и красиво говорить по-грузински.

Не так, как мы трое.

* * *

Мама часто перебивала наши разговоры по-русски и просила говорить между собой на нашем родном: мы сразу натыкались на неловкие паузы, не могли подобрать слова. В какой-то момент мы просто перешли на рунглиш, и теперь уже мама впадала в смущенное молчание. Казалось, что для нас троих, для нашей территории жизни, только русский был неподходящей картой: он мутил воду, заметал следы, путал голову пометками путешественников, которые были до нас. А английский стал нашей табула раса, на которой мы могли уверенно чертить свой собственный суррогатный путь.

* * *

– Сейчас я буду диктовать вам слова, а вы записывайте их в три столбика по частям речи: существительные, прилагательные, глаголы. Итак: «теплица».

Я никогда не слышала это слово, но есть же слово «тепло», а глагол от него, наверно, будет как раз «тепли´ться».

После упражнения – все слова были легкими – Наталья Андреевна стала проверять по классу ответы, дошла до меня, и я гордо придвинула к ней тетрадь в ожидании похвалы. Но вместо этого Наталья Андреевна посмотрела на меня как-то неожиданно внимательно – ее лицо было так близко – и сказала:

– Вообще имелось в виду существительное «теплица», вот как написано у Саши рядом. Ты знаешь такое слово?

Я молча покачала головой.

– Это теплое помещение, в котором выращивают растения. Но слово «те´плиться» тоже существует. Хотя оно произносится по-другому, написано у тебя правильно.

* * *

Дорогой русский язык, смотри: вот мои результаты экзамена, мои 100 баллов по ЕГЭ, вот моя олимпиада по литературе – теперь ты будешь со мной дружить? Или и дальше, когда мы будем наедине друг с другом и мне нужно будет выговориться, выплакаться, выпотрошиться, я не смогу произнести ни слова по-русски?

* * *

Мы делали упражнения к одному тексту, в котором главный герой вручал маме подарок, и Наталья Андреевна спросила класс, когда и что мы дарили маме в последний раз. Я вспомнила, как на мамин день рождения папа сказал: «А давай мы тебе, мама, дух купим», и мы все вместе пошли в магазин и купили ей красивый флакончик. Я подняла руку, чтобы поделиться этой необычной новостью со всем классом, и обрадовалась, когда Наталья Андреевна вызвала меня.

– Да, Диана?

– У моей мамы двадцать девятого января был день рождения, и папа подарил ей дух.

Неожиданная тишина, сначала тягуче-неясная, а потом понятно-неловкая – в мыслях знакомое «опять я сказала что-то не то?», – но Наталья Андреевна быстро прервала паузу и без тени насмешки спросила:

– Ты имеешь в виду духи?

Прошептав: «Да, духи», я не заметила, как плюхнулась обратно за парту, и незнакомое слово стыдом ошибки скрутило язык. Снова это предательство слова, эта злая шутка языка – но потом я пойму, что здесь русский язык проиграл. Ведь, независимо от того, знала я это слово или не знала, несмотря ни на какие недомолвки и недопонимания, папа и правда дарил маме частицу своего духа, день за днем.

* * *

Ты усмехаешься своей фантазии, обнимаешь меня, как всегда обнимала, как всегда закрывала океан между нами своими длинными-длинными руками, и я раскрываю руки в ответ и принимаю тебя на своем берегу. Мы иногда говорим на разных языках, мама, но, когда ты со мной, дар речи тебе не нужен, и думаю, что мне тоже.

Дарина Стрельченко

Пион, мемантин, галоперидол

– Бабуль, давай поспим еще.

Ба вздрагивает от каждого звука. Просыпается, когда я шевелюсь. Держит мои руки своими шершавыми руками и постоянно пожимает, перебирает, щупает мои пальцы даже во сне: то ли проверяет, настоящая ли я, то ли просто до сих пор трясется. Когда я пришла в пять утра после того, как она постучала к нам, ее трясло.

За окном светлеет. Я не могу уснуть: хочу встать, может быть, взять телефон, почитать, почему галоперидол не сработал этим вечером. Я уже довольно много знаю про галоперидол. И про мемантин тоже. Про тенотен, про настойку пиона, про их аналоги. У нас два рецепта: от терапевта и из психоневрологического диспансера. В обоих – одни и те же лекарства, но разные графики и дозировки.

Сначала мы пытались не доводить до врача: снотворное, ночевки в другой квартире, увещевания, что никого, кроме нас, тут нет. Но в какой-то момент наши страхи перевесили бабушкины: мы пошли сперва в поликлинику, потом в неврологический. Как я