— Не бросайте его.

— Кого? — не поняла Ольга, глядя в чистые голубые глаза парня, отмечая россыпь веснушек на носу и скулах, дрожащие в робкой улыбке губы.

— Его. Их нельзя разлучать, — он перехватил из её рук пакет с яблоками, вручая взамен цветочный горшок. — Знаешь, какой день не любят астры и георгины? — тут же перешёл он на «ты».

— Что? — переспросила Ольга.

— Об этом мало кто знает, — подмигнул он заговорщицки и, наклонившись к её уху, шепнул: — Первое сентября.

Ольга рассмеялась, принимая дар, тут же вспомнив, где видела парня. Да в их педунивере, где она училась на втором курсе!

Сашка учился на третьем курсе по специальности «Биология», готовясь стать преподавателем биологии и химии.

«Ботаник» — беззлобно стала называть его Ольга — ничего общего с нелестным прозвищем не имел, если учесть, что он, в самом деле, был ботаником. Будучи общительным, Сашка умел отдыхать и развлекаться. Шутником он был непревзойдённым. Если «ноги» его острот росли из задорновских шуток, то Ольга обожала ироничные высказывания Раневской.

Несмотря на заурядную внешность и то, что Сашка воспитывался без отца, вырос он самостоятельным и ответственным, мог постоять за себя и свою подругу. Общность взглядов и интересов сыграли свою роль. Незаметно подкралась любовь.

Нина Аркадьевна — мама Сашки — приняла Ольгу с распростёртыми объятиями. Девочка из благополучной интеллигентной семьи пришлась ей по нраву.

Родив сына вне брака, Нина замуж так и не вышла. Избранник её глупого пылкого сердца прожил с ней год и уехал в столицу. Там он удачно женился на дочери профессора медицины. Новорожденного сына от Нины он не забывал, ежемесячно присылая материальную помощь. Не потому, что его мучила совесть, а потому, что Нина пообещала: перестанешь помогать — узнает профессор и его дочь, какой неблагонадёжный у них зять и муж. Поэтому она, брошенная, жила с сынишкой не так уж и бедно для матери-одиночки. Ещё одним источником дохода была «материальная помощь» со стороны молокоперерабатывающего предприятия, на котором Нина работала мастером и имела неограниченный доступ к таким пищевым благам, как масло, творог, сыр и прочие молочные продукты. «Бескорыстная» дружба с контролёрами на проходной обеспечивала ежедневный скромный вынос «помощи». Нина обеспечивала — по сходной цене — особо доверенных лиц, что давало ощутимую прибавку к семейному бюджету. Совесть Нину Аркадьевну грызла крайне редко. В приступе чистосердечного раскаяния она слёзно себя оправдывала:

— Бог простит. Я же мать-одиночка, мне сына на ноги поднимать нужно.

Зато у влюблённых всё было правильно. Закончив учёбу, Ольга вышла замуж за Ботаника, уже год как работающего учителем.

— Если вы влюбились и не знаете, как вам избавиться от этого чувства — женитесь! — изрёк Сашка прописную истину от Задорнова, делая Ольге предложение руки и сердца.

Она не растерялась, вовремя вспомнив Раневскую:

— Если женщина говорит мужчине, что он самый умный, значит, она понимает, что второго такого дурака она не найдёт.

Молодожёны переехали в однокомнатную квартиру Ольгиной бабушки, которую к тому времени мать Ольги забрала жить к себе. Правда, преподавали молодые в разных школах, торопясь каждое утро в противоположные концы города, не считая это минусом.

Сашка никогда не перекладывал решение вопросов на женские плечи, оберегая Ольгу от бытовых проблем. Часто повторял, что его жена никогда не познает того, что пришлось пережить его матери и их ребёнок никогда не останется без отца. Ольга с нетерпением ждала того момента, когда сможет сказать любимому: «Сашка, у нас будет малыш». Предвкушала и заранее наслаждалась выражением радости и счастья на веснушчатом лице супруга. Но такого момента всё не наступало.

Пролетел год, второй…

Они прошли медобследование в престижной клинике. Никаких патологий у супругов найдено не было. «Ждите своего часа», — сказал врач, вручая им заключение. И они терпеливо ждали. Ольга, всякий раз, когда наступал день, подтверждающий, что всё по-прежнему, рыдала в три ручья, а Сашка, утешая расстроенную жену, растерянно повторял:

— Олюшка, любимая, всё будет хорошо.

Нина Аркадьевна переживала за детей по-своему:

— Да что ж за напасть такая? За что Бог закрыл глаза на наше счастье? — косилась она недобро на молчаливую невестку, выкладывая на стол молочные гостинцы. — Может, вам надо обвенчаться в церкви? Получить благословение свыше? Саша, иди сюда, я принесла твои любимые глазированные сырочки! — звала сына, не желавшего встречать мать-кормилицу. Вздыхала: сын вырос и уже не бежит встречать её, как когда-то. Теперь у него есть та, для которой он готов на всё. Только эта «та» не оправдала надежд свекрови: ребёночка родить не может, гостинцы с её рук не ест, брезгует. Нине всё равно, пусть не ест, лишь бы Сашеньке было тепло и сытно.

— Мама, какая церковь? — отвечал ей сын, украдкой поглядывая на грустную жену. — Мы сами разберёмся, как нам быть. Давайте пить чай.

Ольга слышала бурчание свекрови и чувствовала себя никчёмной. Она не могла дать мужу то, без чего нет полноценной семьи, ради чего стоит жить.

Сашка, желая её подбодрить после ухода матери, с таинственным видом говорил:

— Пока всё нормально, Олюшка. Вот как только исполнится самая страшная примета, тогда уж точно будет беда.

— Какая примета? — в очередной раз с опозданием сознавала Ольга, что купилась на его невинную шутку.

— Страшной приметой считается, если чёрный кот разобьёт зеркало пустым ведром, — говорил он, озорно сверкая прищуренными глазами.

— Снова Задорнов? — улыбалась сквозь слёзы Ольга. — Мне бы твой оптимизм. — Ничего из Раневской в расстроенную голову не шло.

В такие минуты она верила: всё будет хорошо.

Поддерживала её и мама:

— Не плачь, дочка, — утешала она, прижимая к себе Ольгу, согревая в ласковых объятиях. — Только Бог решает, когда дать ребёнка. Какие ваши годы? Семейные пары потомства десятилетиями ждут. В конце концов, есть искусственное оплодотворение.

Мама… Мамочка… Сердце застонало, обливаясь кровью. Ольга закрыла лицо руками, горячие слёзы покатились по ледяным щекам. Как горько сознавать, что тебя нет с теми, кто тебя искренне любит, ничего не требуя взамен, а ты… Ты давно не говорила ей, как сильно любишь её.

Не подумала, не успела, опоздала.

Теперь в том мире твоя могила рядом с могилой отца. Тебя оплакали. Тебя похоронили. Тебя отпустили.

Страшно… И опять больно.

Она не могла объяснить, почему была так уверена, что в её тело — оставшееся там, в библиотеке мебельной фабрики, — не вселилась чужая душа. Хотела ли она, чтобы было иначе, и душа Шэйлы получила шанс на новый виток жизни? Ольга не знала. Но она была уверена, что виконтесса, в отличие от неё, не справится в том мире с обрушившейся на неё бедой.