Проблемы были у виконтессы и её мужа, а душа болела у Ольги.

— Как же не надо? — услышала она голос доктора, отвлекаясь от дум. — Я вижу, вам нехорошо.

— Мне уже заранее плохо от вашего укола, — возразила она, морщась. — Вам ли не знать, что морфий опасен и вызывает привыкание организма. Согласна, что он снимает боль. Но и одновременно разрушает головной мозг, парализует дыхание. От этого можно умереть.

Произнеся это, она ужаснулась. Скорее всего, так и было: леди Хардинг умерла от передозировки морфия. Ещё сверху тот электрический пояс.

Пэйтон продолжал держать руку на открытой сумке:

— Кто вам такое сказал, миледи? Вы неправильно понимаете его действие. Я вам сейчас всё объясню, — обернулся он на сиделку, напряжённо выпрямившуюся в ожидании указаний.

В какой-то миг Ольге показалось, что её сейчас скрутят и насильно сделают инъекцию, предварительно упаковав в электропатический пояс. Название-то какое противное!

— Хорошо, — устало согласилась она, вспомнив, что имеет дело с дилетантом, — пусть я ничего не понимаю в медицине, но уколы делать я себе больше не дам. Со своими страхами я справлюсь сама.

Хотелось добавить открытым текстом, что она больше не нуждается в его услугах и опеке сиделки.

Мистер Пэйтон побагровел и захлопнул сумку, демонстративно щёлкнув замком. Молча, с достоинством удалился. Кажется, Ольга его сильно обидела, но угрызений совести по этому поводу она не испытала. Ей удалось избавиться от Айболита. Только надолго ли? Она посмотрела на сиделку, которая не знала, как поступить: то ли пойти следом за доктором, то ли остаться рядом с больной. Решив, что новых указаний от Пэйтона не было, она села на стул и слабо натянуто улыбнулась.

Ольга взяла свечу и прошла в туалетную комнату.

Долго плескалась в миске с холодной водой, обтирала лицо и шею. Казалось, что вместе со свежестью проясняется сознание, из головы уходят тяжёлые мысли, которые вертелись вокруг полученной новой информации.

Неожиданно в дверь, ведущую в коридор, вошла молоденькая служанка с бидоном горячей воды. Испуганно ахнув, она уставилась на виконтессу. Следом вошла Мадди и, отняв бидон у ротозейки, бесцеремонно вытолкала её и захлопнула дверь.

— Хотите принять ванну, хозяйка? — спросила она. — Только надо подождать, когда воду нагреют.

— Завтра, — ответила Ольга устало. — Сегодня оботрусь губкой.

Её назвали хозяйкой, и это означало одно: в этом доме нет старшей высокопоставленной женщины. Следовательно, граф Малгри — вдовец. Или разведён. Учитывая, что разводы в это время были крайне редки, первый вариант выглядел убедительнее.

Ольга безучастно сидела у туалетного столика, а горничная расчёсывала ей волосы, заплетая косы.

— Сегодня я останусь на ночь одна, — сообщила больная сиделке ледяным тоном, укладываясь в постель, расправляя на груди широкие кружева на вышитой ночной сорочке. Надоело играть роль беспомощной страдалицы. Будь, что будет! Она хозяйка или нет?

— А как же…

— Если мне что-нибудь понадобится — позову.

Не верилось, что вот так просто ей удалось спровадить надзирательницу. Ольга ждала, что откроется дверь и войдёт граф, чтобы пожурить её за несдержанность и навязать общество сиделки на обещанных два дня. Знала — отказать ему она не сможет. Обходительный внимательный мужчина вызывал симпатию.

Но время шло, часы на каминной полке показывали пол-одиннадцатого, а со стороны коридора не раздавалось ни звука.

Этой ночью Ольге было не до сна. Она перебирала в памяти прошедшие события. Заново переживала каждую минуту с того момента, как пришла в себя в чужом времени и осознала, что всё не сон. Ночь, глухая и тёмная, навевала тревожные мысли. Ольга подошла к зеркалу, в который раз изучая чужое лицо. Подняла сорочку и ощупала гладкий живот. На её животе, в той жизни, был шрам. Она больше не хотела смотреть в зеркало, в котором не видела себя. Обойдя комнату, погасила свечи и ночник, забралась под одеяло. Уставившись сквозь каминный экран на рыжие мерцающие угли, задрожала. Воспоминание обрушилось снежной лавиной, погребая под собой, затрудняя дыхание, лишая сил, выбивая горячие слёзы из глаз.

Сашка… Саша, Сашенька… Александр.

Они познакомились четырнадцатого октября — на Покров — на осенней ярмарке. Был солнечный безоблачный день. Сухая осень радовала тёплыми днями. В прозрачном и чистом воздухе плыли запахи мясной продукции, спелых яблок и винограда, свежего хлеба и сдобы.

Городская ярмарка расположилась на одной из площадей город. С величавым спокойствием она встречала горожан выстроившимися в ряды автолавками агрокомбинатов, микроавтобусами фермеров, торговцами сельхозпродукции с личных подсобных хозяйств.

Ольга, купив крупных сладких яблок, стояла перед площадкой, уставленной горшками с нежно пахнущими цветущими хризантемами. Их было так много! Мелкие и крупные, ромашковидные, шарообразные, анемоновидные, махровые, полумахровые… Жёлтые, оранжевые, розовых оттенков, салатовые, снежно-белые, бронзово-коричневые, малиновые… Они приковывали внимание, собрав вокруг себя не один десяток покупательниц и любительниц поглазеть на чудо селекции. Ольга, пополнив число любопытных, долго мялась, изнывая от желания купить цветок. Несколько раз порывалась уйти. Дома все подоконники были уставлены горшками с цветами, и мама уже давно запретила покупать новые. И всё же она не выдержала. Решив, что купит всего один цветок — самый красивый, — терялась перед ярким многоцветьем и не могла сделать выбор. Наконец, подвинув к себе вазончики с розово-белыми соцветиями со светло-коричневым глазком и помпоновидное с красно-оранжевыми соцветиями с зелёным центром, застыла в раздумье. Отдать предпочтение одному из них — выбор не из лёгких.

Услышала позади себя:

— Девушка, купите оба.

Она подняла глаза и непроизвольно улыбнулась. Рыжий парень, придерживая у своих ног перевязанный саженец малины, улыбался ей так открыто и искренне, что у неё перехватило дыхание.

— Не могу, — ответила она, продолжая улыбаться. — У нас нет дачи, а на окнах нет места из-за других цветов. Некуда ставить.

— Саша! — услышала она женский зов.

Парень, отвернувшись, отозвался:

— Сейчас, мам! — и пожал виновато плечами, будто извиняясь. Снова улыбнулся ей, исчезая в толпе.

Вздохнув, Ольга выбрала розово-белую хризантему. Пока лавировала среди прилавков, пробираясь сквозь нескончаемый поток покупателей с сетками, корзинами, коробками, стараясь никого не задеть и самой быть не задетой, с сожалением смотрела по сторонам в поисках рыжей шевелюры. Казалось, где-то видела нескладную, чуть сутулую худощавую фигуру парня, слышала его голос.

Он догнал её у пешеходного перехода и, окликнув: «Девушка!», вырос перед ней, преградив путь. Протянул горшок с красно-оранжевыми хризантемами: