— Это так трудно?

Вздрагиваю от неожиданности, голос Артёма за спиной, чувствую его взгляд. И как не услышала, что он вошел?

— Давно стоишь?

— Не очень.

Морщусь, сжимая пальцами завязки от халата. Поворачиваюсь, Шульгин стоит, опершись о стену, дверь спальни закрыта, он все еще только в брюках, так и не надел рубашку.

Смотрим друг на друга. Вот кто сложный, а не я.

Медленно веду взглядом по его лицу, выпирающим скулам, губам, шее, груди, на которой красуется, словно клеймо на бледной коже, птичка с раскинутыми крыльями, летящая вверх.

— Зачем?

Мой тихий вопрос, облизываю пересохшие губы.

— Захотел.

— Так просто?

— В жизни все просто люди усложняют ее сами.

— А ты? Ты усложняешь?

Артём подходит, останавливается так близко, что я чувствую запах кофе и сигарет, а еще морской свежести с тонкой ноткой лимона.

Он распускает мои влажные после душа волосы, собранные в высокий пучок, а я веду пальцами по груди и птичке, трогая ее крылья, чувствуя, как сердце Артёма отдается гулкими ударами в ладонь.

— Она такая красивая.

— Как ты.

— А вы такие разные.

— Мы с птичкой — да.

— Нет, ты и Игорь.

— Ты сравниваешь?

— Никогда.

— Правильно.

— А ты ревнуешь?

— Да, как придурок. Хочу забрать тебя только себе, но нельзя.

— Почему?

Поднимаю голову, смотрю ему в глаза, Артём ведет по щеке большим пальцем, задевая губы, надавливая на них. Приоткрываю рот на инстинктах, касаясь языком подушечки пальца, он склонил голову, наблюдает, мышцы лица дергаются.

— Вот почему. Ты ведь сама не знаешь, какая ты.

— Дурная.

— Моя убойная дорога в рай.

Сглатываю, понимая, о чем он. Но по существу он так и ничего не ответил.

— Не надо, пожалуйста.

Прикрываю глаза лишь на миг, вспоминая родного старшего брата, то, как из него уходила жизнь после стремной ханки, пущенной по венам.

Не отвечает, лишь опускает край халата с моего плеча, утыкаясь в него лбом, шумно вдыхая воздух, крепко ухватившись за шею.

— Это пиздец как трудно, ты знала? Трудно, когда раньше до всего было похуй, только схемы, планы, когда перед глазами цифры, в телефоне нужные люди. А потом появилась ты.

Это сильнее, чем его признание в любви, сказанное на кухне: «Ты нужна нам».

Обнимаю, веду по прохладной коже рукой, так и стоим у раскрытого шкафа и пустого чемодана. Солнце бьется лучами о плотные шторы, мои мотыльки кружат в пьяном полете.

— Отвязная девица из ночного клуба.

Снова смотрит мне в глаза своими черными, они затягивают в воронку порока и неизвестности.

— На твоих губах был вкус джина и лайма.

— «Гимлет».

— Секс. Был вкус секса. Но сейчас в нем есть что-то еще.

Артём целует. Жестко. Требовательно. Сминая губы, глотая мои стоны.

Скидывая халат ниже. Но останавливается, как только рука касается живота. Тяжело дышит, накрывая его ладонью, смотрит вниз, я цепляюсь пальцами за его плечи, чтобы не упасть, потому что ноги не держат.

Снова все на грани: все эмоции, мои ощущения. Артём не убирает руку, халат висит на локтях. Прикрыв глаза, чувствую, как целует шею, касаясь губами.

Он изменился моментально, вот только секунду назад почти насиловал мой рот, а сейчас топит в нежности тягучими ласками.

Как ему отказать?

Невозможно.

Шульгин — это мой запрещенный наркотик.

— Артём, прими мои соболезнования. Жизнь непредсказуемая штука, она забирает лучших.

Высокий худощавый мужчина в черном стильном пальто смотрел мутными светло-голубыми глазами через стекло в тонкой золотой оправе очков. Именно его почему-то не хочу видеть.

— Нам всем сейчас тяжело, но надо быть сильным и крепиться. Это большая потеря для университета, да и вообще для всего научного мира.

— Как это случилось?

— Автокатастрофа, горный серпантин, Норвегия, за рулем была Марина, не справилась с управлением, но там такое неудивительно, очень опасный участок дороги.

— Они хотели на Мальдивы, — говорю тихо, смотрю в окно, на яркую мокрую листву под моросящим осенним дождем.

— Их привезут через три дня, сложности с транспортировкой, оформлением документов, плюс циклон, в университете уже все знают. Артём, ты слышишь меня?

Не могу понять, почему они полетели на годовщину свадьбы в Норвегию, ведь я знал, что были куплены билеты совсем в другое место, забронирован прекрасный номер. Отец приготовил подарок— цепочку и кулон со знаком бесконечности, усыпанным бриллиантами, мама догадывалась, но упорно делала вид, что ничего не знает.

— Зачем они полетели в Норвегию?

— Не могу знать.

Снова думаю, накидывая десятки версий того, почему они изменили планы, ничего никому не сказав. Отец был слишком продуманным, не любил неожиданностей. Доктор математических наук, уважаемый человек, профессор, руководитель кафедры одного из престижных университетов страны.

Теперь уже был.

— Я позвоню, как что-то станет известно, мне пора идти, мои соболезнования, Артём.

Мужчина ушел, хлопнула дверь. Не стал провожать, продолжая смотреть в окно, потер виски пальцами, не переставая думать, не понимая до конца того, что чувствую.

Именно с чувствами и эмоциями у меня всегда все сложно, это что-то необъяснимое и не поддающееся логике.

Не верю.

Этого не должно было случиться.

Рассматриваю фотографии, что стоят на каминной полке, их слишком много, на них известные люди. Вот Ивану Фёдоровичу Шульгину вручают очередную премию или научное звание, высокий седой мужчина скромно улыбается, мама стоит рядом, радуется за него.

Я очень долгожданный и поздний ребенок в семье Шульгиных, мама родила, когда ей исполнилось сорок два года. Я дался тяжело, да и потом было не легче, цеплял кучу болячек, постоянные анализы, хождения по знаменитым докторам и светилам медицинских наук.

Но с трех лет научился сначала считать. Сколько себя помню, всегда любил цифры, они завораживали, их построение в длинные формулы рождало причудливые узоры. Мама всегда говорила, что я самый умный мальчик на свете, гениальный, у меня блестящее будущее. Вкладывали в меня все что могли, не жалея денег и сил.